<ГЛАВНАЯ КИНО ТЕАТР КНИГИ ПЬЕСЫ РАССКАЗЫ
АВТОРА! ГАЛЕРЕЯ ВИДЕО ПРЕССА ДРУЗЬЯ КОНТАКТЫ |
ПЬЕСЫ |
ВНИМАНИЕ! ВСЕ АВТОРСКИЕ ПРАВА НА ПЬЕСУ ЗАЩИЩЕНЫ ЗАКОНАМИ РОССИИ, МЕЖДУНАРОДНЫМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМ, И ПРИНАДЛЕЖАТ АВТОРУ. ЗАПРЕЩАЕТСЯ ЕЕ ИЗДАНИЕ И ПЕРЕИЗДАНИЕ, РАЗМНОЖЕНИЕ, ПУБЛИЧНОЕ ИСПОЛНЕНИЕ, ПЕРЕВОД НА ИНОСТРАННЫЕ ЯЗЫКИ, ВНЕСЕНИЕ ИЗМЕНЕНИЙ В ТЕКСТ ПЬЕСЫ ПРИ ПОСТАНОВКЕ БЕЗ ПИСЬМЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА. ПОСТАНОВКА ПЬЕСЫ ВОЗМОЖНА ТОЛЬКО ПОСЛЕ ЗАКЛЮЧЕНИЯ ПРЯМОГО ДОГОВОРА МЕЖДУ АВТОРОМ И ТЕАТРОМ. ВНИМАНИЮ НАРОДНЫХ И САМОДЕЯТЕЛЬНЫХ ТЕАТРОВ! ПЬЕСА ЗАПРЕЩЕНА К ПОСТАНОВКЕ БЕЗ СОГЛАСОВАНИЯ С АВТОРОМ. ЕСЛИ НЕСОГЛАСОВАННАЯ ПОСТАНОВКА БУДЕТ ОСУЩЕСТВЛЕНА, ОНА БУДЕТ СЧИТАТЬСЯ ПИРАТСКОЙ, И ЕЙ БУДУТ ЗАНИМАТЬСЯ ЮРИДИЧЕСКИЕ СЛУЖБЫ РОССИЙСКОГО АВТОРСКОГО ОБЩЕСТВА И ГИЛЬДИИ ДРАМАТУРГОВ РОССИИ. |
КУКЛОВОД
|
Действующие лица: РОМАН СИРОТКИН, абитуриент, он же Ада ГЕРМАН ВАСИЛЬЕВИЧ ПЕХОТКИН, член приемной комиссии, он же непутевый сын олигарха ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ ПЕХОТКИН, олигарх, он же сатрап и тиран |
На столе табличка "Приёмная комиссия".
Герман собирает портфель. Он устал и измучен.
Из-за кулис выглядывает Сироткин.
СИРОТКИН. (декларирует) «Отчего люди не летают? Я говорю, отчего люди не летают, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела. Попробовать нешто теперь? (вздыхает) Какая я была резвая! Я у вас завяла совсем. Такая ли я была!»…
Герман, зажмурившись, затыкает уши. Сироткин подходит к нему.
СИРОТКИН. (умоляюще) Герман Васильевич! Ну, пожалуйста! Ещё один шанс! А хотите… Я умею чечётку бить! Вот…
Сироткин отчаянно бьёт чечётку. Герман хватает его за шиворот, вышвыривает со сцены. Отряхивает руки, одёргивает пиджак. Собирает портфель.
Из-за кулис высовывается Сироткин.
СИРОТКИН. (декларирует) «Чего он искал во мне? Любви не столько, сколько удовлетворения тщеславия. Да, в нем было торжество тщеславного успеха. Разумеется, была и любовь, но большая доля была гордость успеха. Он хвастался мной. Теперь это прошло. Гордиться нечем. Не гордиться, а стыдиться. Он взял от меня все, что мог, и теперь я не нужна ему. Он тяготится мною и старается не быть в отношении меня бесчестным. Он проговорился вчера – он хочет развода и женитьбы, чтобы сжечь свои корабли. Он любит меня – но как?»…
ГЕРМАН. (прислушивается) А почему всё время женские роли?
СИРОТКИН. (приободрившись) Я так чувствую!
ГЕРМАН. Так вот, позвольте в очередной раз вам сказать, э-э… (заглядывает в ведомость)
СИРОТКИН. Роман! Сироткин Роман.
ГЕРМАН. Роман… (зверски орёт) Не ве-рю!
СИРОТКИН. А хотите…
Герман рычит, бросается к Сироткину, вышвыривает его за кулисы. Слышится грохот. Герман довольно долго прислушивается. Тишина. Герман удовлетворённо кивает. На цыпочках возвращается к столу. Не дыша, собирает портфель. Снова прислушивается. На цыпочках, не дыша, выходит из аудитории.
Как только Герман оказывается за дверью, на него обрушивается шквал музыки и громкое пение – из-за угла выскакивает Сироткин с баяном, он играет и, приплясывая, громко поёт.
СИРОТКИН. «Виновата ли я, виновата ли я / Виновата ли я, что люблю? / Виновата ли я, что мой голос дрожал, / Когда пела я песню ему? / Целовал-миловал, целовал-миловал, / Говорил, что я буду его, / А я верила всё, и как роза цвела, / Потому что любила его!»…
Герман замирает. С каменным лицом ждёт. Энтузиазм Сироткина угасает и постепенно сходит на нет. Он стягивает баян.
СИРОТКИН. (жалобно) Не верите?
Герман по-отечески обнимает Сироткина за плечи.
ГЕРМАН. Голубчик… А почему вы решили пойти на актёрский?
СИРОТКИН. Я?!
Герман откашливается.
СИРОТКИН. Ах, я… Простите, просто вы первый раз заговорили со мной по-человечески, я растерялся. Так вот… Я пошёл, потому что… потому что… Не знаю!
ГЕРМАН. А вот теперь верю. Хорошая мизансцена. Убедительный монолог. (отталкивает Сироткина) Приходите на следующий год.
Герман уходит, Сироткин бежит за ним.
СИРОТКИН. Но мне надо в этом! Обязательно – в этом! Я не хочу возвращаться в Тверь!
Опережает Германа, падает перед ним на колени.
СИРОТКИН. Ну, пожалуйста! Я талантливый! Я очень талантливый! Вот послушайте! (декларирует) «Вражда могуча; / Враждой он может жизнь мою разрушить, / Но не любовь. Как выговорить: "шлюха"? / Я с ужасом сказала это слово. / А согласиться этим стать самой / За целый мир богатств я не могла бы»…
ГЕРМАН. (со стоном) Опять баба…
СИРОТКИН. Мне кажется, это моё амплуа…
ГЕРМАН. (жёстко) У вас дефект речи, голубчик.
СИРОТКИН. Да? Не знал…
ГЕРМАН. Я вам как профессионал говорю. Исправите – приходите.
Герман отталкивает Сироткина, уходит.
Сироткин растерянно смотрит ему вслед, артикулирует ртом, словно нащупывает свой дефект речи.
Бросается вслед за Германом.
В гостиной за накрытым столом сидит Василий Лукич Пехоткин.
Он респектабелен, чопорен и очень деловит. Разговаривает по телефону.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. М-да… Нет… Хорошо… (кивает) М-да… Нет… Хорошо…
Кивает, кивает, ещё раз кивает, поправляет галстук, подумав, снова кивает.
Одновременно к сцене со стороны зрительного зала идёт Герман. Он при параде, с букетом и тортом, и тоже разговаривает по телефону, не замечая, что за ним на расстоянии вытянутой руки крадётся Сироткин.
ГЕРМАН. Адочка, я уже подхожу… Извини, на экзамене задержался, один придурок достал… Ты где? (останавливается, оглядывает зал) Я что-то тебя не вижу…
Сироткин быстро ныряет за кресла.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. М-да… Нет… Хорошо… (кивает) М-да… Нет?! В смысле – нет… Хорошо…
Кивает, кивает, кивает, встаёт, важно прохаживается по гостиной.
ГЕРМАН. Как это – и не увижу?! (обеспокоено смотрит на часы) Папа уже нас ждёт, я же говорил, он проездом из Владивостока в Ижевск, он едет по делам своих филиалов и специально выкроил пару часов в своем графике, чтобы с тобой познакоми… Что?!
Герман замирает, слушая ответ, сходит с лица, убирает телефон.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. М-да… Нет… Хорошо? Ну хорошо, хорошо!
Садится за стол, смотрит на часы.
ГЕРМАН. Приплыли… (горько усмехается, говорит ближайшему зрителю) Она меня бросила. Она все-таки меня бросила!!!
Сироткин выглядывает из-за кресла. Герман в бешенстве отшвыривает торт, едва не попадает в Сироткина, тот в последний момент уворачивается и пробегает вперед.
Герман понуро идёт к сцене, спотыкается о Сироткина.
ГЕРМАН. Вы?!
СИРОТКИН. Умоляю! Ещё один шанс, Герман Васильевич! (идёт с приплясом, поёт) «Эх, яблочко соку спелого, / Полюбила я парня смелого, / Эх, яблочко цвета макова, / Я любила их одинаково!»
ГЕРМАН. (звонит) Полиция! Это Пехоткин, актёр. Да, тот самый! Меня преследует абитурие… маньяк! Да, угрожает убить, вот, слышите?
Герман приставляет телефон к Сироткину, тот с угасающим энтузиазмом допевает.
СИРОТКИН. «Эх, яблочко, куда ж ты котишься, / К чёрту в лапы попадёшь, / Не воротишься»…
ГЕРМАН. Пришлите наряд, пожалуйста!
СИРОТКИН. Ну, зачем вы так, Герман Васильевич…
Слышится нарастающий звук полицейской сирены.
Герман быстро идёт к сцене, на которой Василий Лукич кивает в телефон и обеспокоенно смотрит на часы.
ЗТМ.
ИЗ ЗТМ.
В гостиную входит Герман. Василий Лукич встаёт.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Ну, наконец-то! Рад тебя видеть.
Подходит к Герману, жмёт руку, обнимает.
ГЕРМАН. Здравствуй, папа. Прости, опоздал.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Ну, для тебя полчаса не такое уж опоздание.
ГЕРМАН. Прости. Какой-то сумасшедший абитуриент прицепился. Просил дать ему ещё один шанс.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. И ты не дал?
ГЕРМАН. Он бездарен, как навозная муха.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. (усмехается) Тоже мне… Станиславский. (берёт у Германа цветы) Я что-то не понял – ты почему один?
ГЕРМАН. Папа… Я должен тебе признаться…
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Подожди. Дай, угадаю с трёх раз. Она тебя бросила!
ГЕРМАН. Нет, папа, это я…
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. (перебивает) Что?! Ты сам бросил Аду? Ни за что не поверю, на фотографиях она такая красавица! И потом, когда ты успел её бросить, если ещё полчаса назад был уверен, что у вас на носу свадьба?
ГЕРМАН. Папа! Я просто вдруг понял… что мне… (зажмуривается, выпаливает) Мне не нравятся женщины!
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Та-а-ак… (обходит вокруг Германа) А кто же тебе нравится?
ГЕРМАН. Работа… Сцена… Студенты… Мне не нужна семья, я в этом смысле!
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Слышишь, ты, Немирович-Данченко… А пятьдесят процентов акций банка «Империал» тебе не нужны тоже?!
ГЕРМАН. Нет… То есть, да… В смысле, я конечно, хотел бы, но если для этого обязательно нужно жениться, то…
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. (грозно) Тебе почти сорок лет, охламон! Мне нужны внуки! А у тебя только роли. Кому я передам свои капиталы?! Королю Лиру?! Гамлету?! Или этой, как её… Дрездемоне?!
ГЕРМАН. При чем здесь Дездемона, папа?! Я никогда не играл женских ролей!
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. А зря! У тебя хорошо получилось бы, потому что по натуре ты баба! Безвольная глупая курица! Вот почему тебя все девки бросают?
ГЕРМАН. Потому что я тряпка.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Верно.
ГЕРМАН. Потому что я размазня.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Ну, правильно!
ГЕРМАН. Потому что я слабак.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Я всегда это говорил!
ГЕРМАН. Хлюпик, слюнтяй, синоптик…
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Ботаник! Даже запомнить не можешь, а ещё роли учишь…
ГЕРМАН. Я, наверное, пошёл, пап…
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Да иди! Досвидос! Думал, с невесткой меня познакомишь. Обсудим, как внуков назвать…
Василий Лукич не успевает договорить.
В гостиную врывается Ада (он же Сироткин) – яркая блондинка, провокационно одетая, – бросается Герману на шею, впивается в него поцелуем.
Василий Лукич, открыв рот, обходит парочку.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Однако…
Рассматривает Аду с разных ракурсов, хмурится, неодобрительно качает головой.
АДА. Гера! Родной… Как ты меня напугал! Я выхожу из магазина, а тебя нет. Я туда-сюда, а тебя – ну совсем нигде нет!
ГЕРМАН. Вы… кто?!
АДА. Гера! Ты что?! Это я, твоя Ада! (смотрит на Василия Лукича) Что с ним, вы не знаете?
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. А он с детства такой… С приветом немного. Синоптик…
АДА. Да? Я раньше не замечала. Ой, а вы, наверное, папа?
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Да, наверное…
АДА. А меня Ада зовут!
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Это я уже понял. А я Пехоткин. Василий Лукич, если не возражаете…
СИРОТКИН. Какое чудесное имя!
ГЕРМАН. Папа, это не А…
Сироткин тыкает ему под рёбра, шепчет на ухо.
СИРОТКИН. Ещё один шанс, умоляю!
ГЕРМАН. Сироткин? Ты же в полиции!
СИРОТКИН. Меня отпустили. Состава преступления в моих действиях не нашли, представляете?
ГЕРМАН. Где ты взял эти шмотки?
СИРОТКИН. С девушкой одной обменялся.
ГЕРМАН. Лёгкого поведения?
СИРОТКИН. Да какая разница!
ГЕРМАН. Большая! Вон отсюда, немедленно!
СИРОТКИН. Вот увидите, я понравлюсь вашему папе!
ГЕРМАН. (яростно) Вон, я сказал!
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. (подходит к ним) А на фотографиях вы были брюнеткой.
СИРОТКИН. (хватается за парик) О, господи… Цвет волос – такая ерунда в наше время.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Я не договорил – сдержанной и благородной.
Сироткин замирает. Герман смотрит на него в упор, усмехается.
СИРОТКИН. Да? Прям на фотографиях это так сильно видно?!
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. (сухо) На видео.
Герман ещё сильнее усмехается, Сироткин с горечью улыбается.
СИРОТКИН. Понятно. Значит, Гера решил меня обмануть…
Сироткин отходит к окну, женственно всхлипывает.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. (морщится) Не надо, прошу вас. Я не переношу женских слёз. Что вам там мой Герка наплёл?
ГЕРМАН. Я сказал ей, пап, что ты не любишь серых мышей, что тебе нравятся бойкие и вульгарные хохотушки.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Сукин ты сын! Ты во что превратил девушку?
Подходит к Сироткину, обнимает его.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Простите этого негодяя. Он считает, что вся жизнь это театр, а все люди – его студенты, которым нужен зачёт по актёрскому мастерству. Представляю, как вам неуютно в этом наряде. Хотите переодеться?
СИРОТКИН. А разве это возможно?
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Конечно. У меня горничная – очень приличная девушка. В её комнате вы можете смыть боевой раскрас и найти подходящее платье.
Сироткин стоит с ошарашенным видом, Герман беззвучно смеется.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Да вы не стесняйтесь, идите. Роза уехала к маме, там никого нет.
СИРОТКИН. Да? Ах, я сейчас! (убегает)
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. А вообще, эта твоя Ада – это ужас, конечно. Где ты нашёл такую дылду?
ГЕРМАН. Ну, вот… нашёл.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Слушай, а какой у неё рост?
ГЕРМАН. Пап, перестань! То тебе хоть какую невестку подавай, то внешность её не устраивает, то рост.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Устраивает! Ну, так… корявенькая маленько, но, слава богу, хоть такая! И чего она в тебе нашла?
ГЕРМАН. Всё нашла! Всё!
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Главное, чтобы не сбежала, пока переодевается.
ГЕРМАН. Эта – не сбежит.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. А зачем наврал, что ты её бросил?
ГЕРМАН. Пошутил.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Тупые у тебя шутки, не смешные.
ГЕРМАН. (тихо) Подожди, это только начало.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Что?
ГЕРМАН. Да так, ничего.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Тогда сгоняй на кухню, я прислугу всю отпустил. Гусь в холодильнике, шампанское в духовке. (морщится, трогает бок) То есть, наоборот. Салатики там тоже какие-то есть. Принесёшь?
ГЕРМАН. Кушать подано – моя любимая роль!
Герман по-военному разворачивается, чеканя шаг, уходит.
ВАСИЛИЙ ЛУКИЧ. Шут гороховый.
Снова хватается за бок, морщится, подходит к шкафу, достаёт таблетку, кладёт под язык. Падает на диван, пытается отдышаться.
ЗТМ.
Герман заходит на кухню, сталкивается с Сироткиным.
ГЕРМАН. Тебя куда послали? Ты чего здесь шляешься?
СИРОТКИН. Я заблудился! Это не дом. Это катакомбы и лабиринты какие-то…
Герман хватает его за грудки.
ГЕРМАН. А может, ты вор?!
СИРОТКИН. Я?! Ну, знаете…
ГЕРМАН. Карманы выворачивай, как там тебя… Рома.
СИРОТКИН. (пятится) Вы не посмеете тронуть женщину!
ГЕРМАН. Ещё как посмею!
Герман догоняет Сироткина, бесцеремонно облапывает, обыскивает. Сироткин женственно повизгивает, пытается отбиться от Германа. У Германа в руках остаётся кусок поролона, он брезгливо его отбрасывает. Сироткин поднимает поролон, запихивает в бюст.
СИРОТКИН. (ворчит) Рушите мне тут геометрию, понимаете ли. Налетели, облапали… А ещё педагог!
ГЕРМАН. Проваливай отсюда, аферист!
СИРОТКИН. А папа?
ГЕРМАН. Что – папа?
СИРОТКИН. Он же спит и видит внуков!
ГЕРМАН. Это не твоё дело, что мой папа видит во сне! Вон!
СИРОТКИН. И вы пропустите меня во второй тур?
ГЕРМАН. Я похож на идиота?
СИРОТКИН. Тогда экзамен продолжается.
Герман в сердцах замахивается на Сироткина, тот женственно отшатывается, закрывая лицо руками.
СИРОТКИН. Нахал! Хулиган! (опускает руки, отряхивается) Мне нужно привести себя в порядок! Где комната горничной?
ГЕРМАН. (показывает наверх) Там! Или там! А может – там! Я редко бываю в этом доме.
СИРОТКИН. Что, с папашей не складываются отношения?
ГЕРМАН (рычит). Не твое дело!
СИРОТКИН. Это потому, что вы никогда не даёте человеку раскрыться.
ГЕРМАН. Что?!
СИРОТКИН. Вы слишком рано делаете выводы и выносите приговор. Как на экзаменах, так и в жизни. Вот и меня пригвоздили – «дефект речи»! А это не дефект, это изюминка. Вот и папа ваш… Тоже с изюминкой. А вы ему ставите диагноз – тиран.
ГЕРМАН. А ты, значит, думаешь, что он душка.
СИРОТКИН. Уверен. И готов это доказать. С условием, что пройду во второй тур.
ГЕРМАН. (усмехается) Ну, ну… Комната горничной – там.
Показывает противоположное направление тому, что показывал раньше.
СИРОТКИН. Тогда дайте дорогу.
Герман отступает. Сироткин, красиво покачивая бедрами, уходит.
Все права принадлежат автору и защищаются РАО и законом Р.Ф. об авторских правах.
Постановка пьесы возможна только после заключения прямого контракта между Автором и Театром.
ГЛАВНАЯ КИНО ТЕАТР КНИГИ ПЬЕСЫ РАССКАЗЫ
АВТОРА! ГАЛЕРЕЯ ВИДЕО ПРЕССА ДРУЗЬЯ КОНТАКТЫ |
© Ольга Степнова. 2004-2015 |