Email:

ВНИМАНИЕ! ВСЕ АВТОРСКИЕ ПРАВА НА ПЬЕСУ ЗАЩИЩЕНЫ ЗАКОНАМИ РОССИИ, МЕЖДУНАРОДНЫМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМ, И ПРИНАДЛЕЖАТ АВТОРУ. ЗАПРЕЩАЕТСЯ ЕЕ ИЗДАНИЕ И ПЕРЕИЗДАНИЕ, РАЗМНОЖЕНИЕ, ПУБЛИЧНОЕ ИСПОЛНЕНИЕ, ПЕРЕВОД НА ИНОСТРАННЫЕ ЯЗЫКИ, ВНЕСЕНИЕ ИЗМЕНЕНИЙ В ТЕКСТ ПЬЕСЫ ПРИ ПОСТАНОВКЕ БЕЗ ПИСЬМЕННОГО РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА. ПОСТАНОВКА ПЬЕСЫ ВОЗМОЖНА ТОЛЬКО ПОСЛЕ ЗАКЛЮЧЕНИЯ ПРЯМОГО ДОГОВОРА МЕЖДУ АВТОРОМ И ТЕАТРОМ.

ВНИМАНИЮ НАРОДНЫХ И САМОДЕЯТЕЛЬНЫХ ТЕАТРОВ! ПЬЕСА ЗАПРЕЩЕНА К ПОСТАНОВКЕ БЕЗ СОГЛАСОВАНИЯ С АВТОРОМ. ЕСЛИ НЕСОГЛАСОВАННАЯ ПОСТАНОВКА БУДЕТ ОСУЩЕСТВЛЕНА, ОНА БУДЕТ СЧИТАТЬСЯ ПИРАТСКОЙ, И ЕЙ БУДУТ ЗАНИМАТЬСЯ ЮРИДИЧЕСКИЕ СЛУЖБЫ РОССИЙСКОГО АВТОРСКОГО ОБЩЕСТВА И ГИЛЬДИИ ДРАМАТУРГОВ РОССИИ.

СОЛО НА СТАРОМ КОНТРАБАСЕ
комедия

Однажды поддавшись чрезмерной заботе самозваной помощницы, старый артист Артур Грек незаметно прошляпил не только семью и имущество, но и целый театр со всей труппой, оказавшись бомжом с биркой на ноге в морге. Но слабая надежда на светлое будущее не дает умереть даже самым отпетым простофилям и доверчивым творческим людям, не приспособленным к жизни вне театра…

Действующие лица: АРТУР ГРЕК старый артист ОКСАНА домработница ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА жена ФЁДОР сын МАРИАННА прима КАРПОВ преданный поклонник примы ЛУИЗА МАКАРОВНА мать Оксаны ГРИША отец Оксаны САНИТАР

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

I

Комната.

На стенах афиши с именем Артура Грека.

Его портрет с собакой.

В комнате царит богемный беспорядок.

На столе грязная посуда, кругом разбросаны вещи.

В большой вазе засохшие цветы вперемешку со свежими.

На диване лежит кроссовок и навалены какие-то вещи.

Заходит Валентина Антоновна – женщина в возрасте со следами былой красоты, но давно махнувшая на эту красоту рукой.

Она в спортивном костюме.

На груди висит дорогой фотоаппарат.

На ногах один кроссовок.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Артур! Ты не видел мой объектив? Который портретный…

ГРЕК. (из другой комнаты) А как он выглядит?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Как обычный объектив. Только портретный.

Валентина Антоновна поднимает вещи в поисках объектива.

Заходит Артур Грек.

Он в домашнем халате.

Выглядит монументально.

Достаточно одного взгляда, чтобы понять – он талантлив и знаменит.

Говорит хорошо поставленным голосом – словно на сцене.

ГРЕК. Сумасшедшее объяснение. (передразнивает) «Как он выглядит? Как обычный, только портретный!»

Валентина Антоновна продолжает ворошить вещи, пытаясь найти объектив.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Не злись, Грек, тебе это не идёт. У тебя сразу глаз дёргается и усы топорщатся, как у кота, который собрался вцепиться в морду собаке. А! Вот он!

Валентина Антоновна берёт с дивана кроссовок, садится, надевает его, шнурует.

ГРЕК. Я не понял сейчас, Валентина…

Грек подходит к Валентине Антоновне, показывает на кроссовок, который она шнурует.

ГРЕК. Ты вот это называешь портретным объективом?

Валентина Антоновна топает ногой в кроссовке, встаёт.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Нет! Но его я тоже потеряла. (целует Грека в щёку) Не буду снимать сегодня портреты. Буду снимать природу. Чао!

Валентина Антоновна пружинистой походкой идёт к двери.

ГРЕК. (ей вслед) А пожрать что-нибудь в этом доме есть?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Чёрт… Забыла совсем!

ГРЕК. Что ты забыла? Что я иногда ем?!

Валентина Антоновна подходит к Греку, треплет его по голове.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. В магазин забежать забыла. Там в холодильнике есть немного горчицы и копчёная колбаса.

ГРЕК. У меня от твоей колбасы с горчицей язва откроется.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Ну, вот такая я бестолковая. Ты гений, а я бестолочь. Может, в театре поужинаешь? Ну, что – тебе, народному гению и любимцу публики, – чаю с бутербродом не сделают?

ГРЕК. Валя, у меня вот уже где эти театральные бутерброды!

Грек проводит ребром ладони по горлу.

ГРЕК. Я видеть их не могу! Я борщ хочу! Домашний! Слышишь? До-маш-ний!

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Ну, ё-моё, Артур… Не начинай.

ГРЕК. (машет рукой) Да не начинаю я… Ладно, в буфете перекушу. Иди, фотографируй природу, или что ты там фотографируешь…

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Жизнь. Я снимаю жизнь, и мне это нравится. Давай, не грусти.

Валентина Антоновна целует Грека в щёку, уходит, но останавливается.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Подожди, я, кажется, знаю, где тебе взять настоящий домашний борщ…

ГРЕК. И где? (с прононсом) В ресторане?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Ой, вот не надо только этого остроумия. В фирме "Золушка". Позвонишь, закажешь, тебе привезут домой. Даже с пампушками. Там украинки работают, уж они-то в этом толк знают.

ГРЕК. Вот ни слова сейчас не понял.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Позвони Марианне, она всё объяснит. Всё, убежала, а то пропущу закат!

Валентина Антоновна поспешно уходит.

Грек некоторое время стоит.

Потом что-то ищет, приподнимая разбросанные вещи.

Находит телефон.

Звонит.

ГРЕК. (рявкает) Марианна! Да, это я, Марианна! Чего звоню?… (молчит) Забыл. Напрочь забыл. Да всё нормально у меня с головой. Это ты на сцене слова путаешь… Скажи, кто такая Золушка? Марианна, я не дебил. Не надо мне пересказывать содержание сказки. Оттуда привозят борщ. Ну, или пожрать что-нибудь… Подожди, сейчас запишу…

Грек переворачивает разбросанные вещи, ищет ручку.

ГРЕК. Чёрт… Ничего не могу найти…

Переворачивает вещи, достаёт объектив.

ГРЕК. О, наверное, вот этот портретный. Да это я о своём…

Кладёт телефон на стол, продолжает искать.

Останавливается, запыхавшись. Берет телефон.

ГРЕК. Знаешь, что… Ты мне так телефон скажи, я запомню. Да, диктуй.

Слушает.

Поднимает глаза вверх, беззвучно шепчет, повторяя цифры.

ГРЕК. Марианна… Знаешь, что… Вот в этом монологе… "О, сад мой! После тёмной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя… Если бы снять с груди и с плеч моих тяжёлый камень, если бы я могла забыть моё прошлое!" В этом монологе нужно не там делать акцент, где ты обычно делаешь, не на "тяжёлый камень" и "моё прошлое", а вот здесь: "опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя"… Я только сейчас это понял. Да, и как режиссер – настаиваю! На вечернем спектакле попробуй. Что? Какой борщ? Я? Просил телефон?… Марианна, иди в жопу со своим борщом и попытайся переосмыслить свою роль в связи с тем, что я тебе сказал.

Нажимает отбой.

Возбуждённо ходит по комнате, бормочет монолог.

ГРЕК. "После тёмной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя"…

ЗТМ.

II

Комната.

Грек, полулёжа, сидит на диване.

Спит.

Звонок в дверь.

Грек не реагирует.

Звонок звенит, не умолкая.

ГРЕК. (приоткрыв глаза) Валя, открой!

В ответ тишина.

ГРЕК. Валя!!!

Тяжело вздохнув, Грек встаёт.

Шаркая тапками, идёт открывать.

Распахивает дверь.

С сумкой-термосом заходит Оксана.

Молодая, свежая, с наивным, открытым, нежным лицом.

ОКСАНА. Здравствуйте.

ГРЕК. Здравствуйте. А вы кто, милое создание?

ОКСАНА. Фирма "Золушка". Доставила горячий борщ по вашему заказу. Я могу пройти?

ГРЕК. Вы уже не только прошли, но и наследили.

ОКСАНА. (испуганно оглядываясь) Ой, извините…

ГРЕК. (громогласно хохочет) Очаровательно! Как вы вздрагиваете! Как кошка, которую… испугали.

ОКСАНА. Простите…

Оксана достаёт из сумки пищевой контейнер, разувается.

ГРЕК. Да не разувайтесь вы, девочка! Разве не видите, какой бардак?

Оксана обувается.

Проходит, ставит контейнер на стол, открывает его.

ОКСАНА. Вот, пожалуйста. Настоящий украинский борщ, как вы заказывали.

Грек нюхает содержимое контейнера.

ГРЕК. Вообще-то, я ничего не заказывал. Запах, кстати, мерзейший. У тебя ложка есть?

ОКСАНА. Ложка?

ГРЕК. А я, что, пальцем борщ должен есть?

ОКСАНА. (испуганно) У нас не принято ложки с собой привозить…

ГРЕК. Тогда забирай свои помои и уматывай.

ОКСАНА. Нет, мне нельзя! Пока не оплачено.

Грек достаёт из кармана деньги, швыряет их на стол.

Оксана неуверенно берёт купюру.

Замечает афиши на стене и портрет.

ОКСАНА. А я думала, мне показалось.

ГРЕК. Что тебе показалось?

ОКСАНА. Что вы – это он…

ГРЕК. Смешная девочка. Я, что, на себя не похож?

ОКСАНА. Похожи… Очень похожи. Просто так не бывает… Привозишь клиенту борщ, а он – твой любимый артист…

ГРЕК. Любимый? Я слишком стар, чтобы быть твоим любимым артистом. Наверное, я любимый артист твоей бабушки.

ОКСАНА. Нет, вы мой любимый артист! Бабушка тут ни при чём…

ГРЕК. А чем это так здорово пахнет?

ОКСАНА. Как чем? Борщом. Вы отказались его есть.

ГРЕК. Правда?

ОКСАНА. Да, только что.

ГРЕК. Ты меня дуришь, девочка. Я не мог отказаться есть такой вкусный, горячий борщ!

ОКСАНА. Так, знаете, что… (оглядывается) Садитесь.

Оксана помогает Греку сесть за стол.

Отодвигает стул, убирает со стола объектив, бутылки, пустые пакеты.

ОКСАНА. Ждите меня здесь.

Оксана уходит.

У Грека звонит телефон.

ГРЕК. Слушаю! Да, приехала, мартышка такая, миленькая. Это ты её прислала? А за борщ почему не заплатила? Сама прислала, сама и платила бы… Курва ты, Марианна! Страшная курва. Уволил бы я тебя из театра, только страшно люблю. За талант, за что же ещё…

Заходит Оксана.

Кладёт перед Греком столовые приборы.

Ставит тарелку с нарезанным хлебом.

Повязывает Греку салфетку на манер слюнявчика.

ГРЕК. (в трубку) Опаньки! У меня тут секс намечается, Марианна, так что отбой. С борщом, с кем же ещё.

Грек нажимает отбой.

Берёт ложку, ест борщ.

ОКСАНА. Не слишком горячий?

ГРЕК. Молчи, женщина. Тебя никто не просил говорить.

Грек ест борщ.

Оксана начинает уборку.

Собирает разбросанные вещи, складывает в стопку, убирает в шкаф.

Грек доедает борщ, замирает, словно прислушивается к себе.

ОКСАНА. Ну, как?

ГРЕК. Что – как?

ОКСАНА. Вам понравился борщ?

ГРЕК. А я, что, ел борщ?

ОКСАНА. (растерянно) Ну, как же… Только что…

ГРЕК. (хохочет) Ой, как испугалась… Глазками как захлопала! Надо запомнить, как это – "хлоп-хлоп". Актрисам потом рассказать для роли. Как правильно показать лёгкий испуг маленькой дурочки.

ОКСАНА. Вы, что, притворяетесь, что ничего не помните?

ГРЕК. А ты думаешь, я старый маразматик? Я наблюдатель. Мне интересно за людьми наблюдать – как они себя ведут в разных нестандартных ситуациях.

Оксана протирает пыль.

ГРЕК. А что ты делаешь?

ОКСАНА. У вас очень грязно. Я навожу порядок.

ГРЕК. Это входит в цену борща?

ОКСАНА. Нет, это бесплатно.

Грек наблюдает, как Оксана наклоняется, протирает полку, убирает вещи, аккуратно их складывая.

ГРЕК. Тебя как зовут, девочка?

ОКСАНА. Оксана.

Грек встаёт, подходит к ней.

ГРЕК. А если я сделаю вот так?

С размаху шлёпает Оксану по пятой точке.

Оксана замирает с объективом в руках.

Медленно оседает на пол, лишаясь чувств.

ГРЕК. (обеспокоенно) Э! Девочка! Ты что делаешь?

Склоняется над Оксаной.

Легонько бьёт по щекам.

ГРЕК. Ну-ка, открывай глазки! Ты зачем дурака валяешь?

Заходит Валентина Антоновна.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Артур, почему дверь открыта?

Замечает ледащую на полу Оксану.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (потрясённо) Артур… Что это?

ГРЕК. (разгибается) А вот! Золушка твоя! По вызову! С борщом!

Валентина Антоновна бросается к Оксане, поднимает объектив.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Вот он! Слава богу, не разбился…

Прижимает объектив к груди, смотрит на Оксану.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Артур, что с ней?

ГРЕК. Не знаю.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Она жива?

ГРЕК. Понятия не имею.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Надо пощупать пульс.

ГРЕК. (отшатывается) Я боюсь покойников…

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Я тоже.

Меняет на фотоаппарате, который висит у неё на груди, объектив на тот, который подняла с пола.

ГРЕК. Что ты делаешь?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Ничего.

Отходит, с разных ракурсов фотографирует Оксану – присаживается на колено, наклоняется, включает настольную лампу, направляет свет на Оксану, снова фотографирует.

ГРЕК. Что ты делаешь?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Такое фактурное лицо… Какое юное, свежее… И на нём лежит печать смерти. Это завораживает, Артур.

ГРЕК. Прекрати немедленно!

Валентина Антоновна продолжает фотографировать.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Почему? Таких кадров у меня ещё не было…

Грек быстро уходит.

Возвращается со стаканом воды.

Выплёскивает воду в лицо Оксане.

Валентина Антоновна успевает снять этот момент.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Гениально! Потрясающий кадр!

Оксана открывает глаза, садится.

ОКСАНА. Ой… Извините…

Валентина Антоновна продолжает фотографировать с разных ракурсов.

Оксана руками заслоняет лицо от вспышки.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (тихо) Отлично!

ОКСАНА. Я, что, упала?

ГРЕК. Знаете, что, милочка, выметайтесь отсюда. И побыстрее, пока на самом деле не померли на моём паркете.

ОКСАНА. (встаёт) Извините… (Артуру) Просто вы так неожиданно меня шлёпнули… Я испугалась.

Берёт контейнер, убирает его в сумку, собирается уйти.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Простите – шлёпнули? Я не ослышалась?

Грек делает Оксане страшное лицо.

ОКСАНА. Я сказала – шлёпнули? Нет! Я шлёпнулась! Ударилась об угол стола, испугалась и шлёпнулась! Извините.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Пугливая какая… (оглядывается) Скажите, это вы навели тут порядок?

ОКСАНА. Да, извините. Терпеть не могу, когда вещи разбросаны.

ГРЕК. Давайте, давайте, побыстрей убирайтесь отсюда. У меня от вас чёрные мушки в глазах.

Оксана идёт к выходу.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Нет, стойте!

Оксана останавливается.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. У меня есть предложение.

ГРЕК. Какое?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Не к тебе, к девочке.

ОКСАНА. Меня Оксана зовут.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Оксана, вы не хотите стать нашей домаработницей?

ОКСАНА. (горячо) Я с удовольствием!

ГРЕК. Валя, ты чокнулась?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Молчи. У нас наконец-то будет порядок.

ГРЕК. Чужой человек в доме! Я не потерплю!

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Потерпишь, куда ты денешься.

ГРЕК. Валя! Я сказал – нет! (с силой бьёт кулаком по столу) Нет!

Грек в раздражении уходит.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Ничего, побушует и успокоится. Не обращайте внимания.

ОКСАНА. (счастливо улыбается) Спасибо, Валентина… не знаю вашего отчества…

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Антоновна.

Грек возвращается.

ГРЕК. Имей в виду! Она упала, потому что я шлёпнул её по заднице!

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Я догадалась. Теперь ты сможешь шлёпать её каждый день.

ГРЕК. Ты… Ты провокатор.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. И всегда им была, тоже мне, сделал открытие. Оксана, будете убирать и готовить. Я хорошо заплачу.

Грек внимательно смотрит на Валентину Антоновну, уходит.

ОКСАНА. Простите… А можно с проживанием? А то я в хостеле живу, мне неудобно и дорого сюда ездить.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. А почему нет? Живите, тем более, что я послезавтра уезжаю в Португалию. В творческую командировку.

Грек выскакивает в комнату.

ГРЕК. Что?! Что ты сказала?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (обнимает Грека за плечи) Артур, успокойся и включи мозги. Я уеду, ты зарастёшь грязью и помрёшь с голоду. А с Оксаной ты будешь довольный, сытый и чистый. Правда, Оксаночка?

ОКСАНА. (молитвенно сложив руки) Я всё для этого сделаю!

Грек с яростью вырывается из объятий Валентины Антоновны, пальцем показывает на дверь.

ГРЕК. (громогласно) Вон! Вон отсюда! Вон, я сказал!

Оксана хватает сумку, выбегает из комнаты.

ГРЕК. Понаехали тут…

Валентина Антоновна треплет Грека по голове.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Ну, молодец, молодец. Сказал, как отрезал. Все испугались. Особенно я.

Валентина Антоновна уходит в другую комнату.

Грек стоит немного растерянный.

ЗТМ.

III

В комнате идеальный порядок.

На столике открытая шкатулка с драгоценностями.

Оксана стоит перед зеркалом, примеряет серёжки.

Заходит Фёдор с дорожной сумкой.

У него внешность слегка побитого жизнью и посечённого молью плейбоя.

ФЁДОР. Здрассьте…

Оксана вздрагивает, оборачивается.

Серёжку, которую держит в руке, прячет за спину.

Вторая серёжка остаётся у неё в ухе.

ОКСАНА. Здравствуйте…

ФЁДОР. А вы кто?

ОКСАНА. Меня Оксана зовут.

ФЁДОР. Очень информативно. Фёдор.

ОКСАНА. В смысле, я – домработница.

ФЁДОР. Что вы говорите! А я думаю, отчего так чисто.

ОКСАНА. А вы кто?

ФЁДОР. (бросает ключи на стол) Грабитель.

ОКСАНА. Грабитель с ключами. Оригинально.

Фёдор ставит сумку на диван.

ФЁДОР. Где отец?

ОКСАНА. А, так вы сын…

ФЁДОР. Дочь. Где отец, я спрашиваю.

ОКСАНА. В театре. У него генеральный прогон, когда придёт, не сказал.

ФЁДОР. А мама?

ОКСАНА. У Валентины Антоновны творческая командировка. В Португалию.

ФЁДОР. Зашибись! (обходит комнату) Нет, ну, зашибись! Предки в своём репертуаре, только раньше хоть просто бардак дома был, а теперь домработница завелась!

ОКСАНА. Вы так говорите, будто я таракан.

ФЁДОР. Да уж… Тараканы мамины шкатулки с цацками не шмонают.

Оксана быстро кладёт серёжку в шкатулку.

Снимает вторую, тоже кладёт в шкатулку.

ОКСАНА. Извините. Я носила драгоценности в чистку. Когда принесла, мне показалось, что не серьгах сломан замок. Я не должна была на себе его проверять, вы правы. Простите.

Оксана закрывает шкатулку.

Фёдор вырывает её из рук Оксаны.

ФЁДОР. Очень странно, что когда никого нет дома, у тебя в ушах оказываются мамины бриллианты. Правда?

ОКСАНА. Я уже всё объяснила и извинилась.

ФЁДОР. А ещё странно, что у тебя голубые глазки и ангельский голосок…

ОКСАНА. Это всё? Больше претензий нет? Тогда я принесу вам чай и ватрушки. Вы же проголодались с дороги?

ФЁДОР. Я лучше попью воды из-под крана.

Фёдор уходит на кухню.

На лице Оксаны появляется нескрываемая досада.

Оксана берёт сумку Фёдора, ставит её на пол.

Место на диване, где стояла сумка, чистит щеткой, которая оказывается под рукой.

Заходит Грек.

Оксана бросается к нему.

ОКСАНА. Артур Карлович! Что же вы не позвонили, что подъезжаете, я бы у подъезда вас встретила, помогла подняться.

ГРЕК. А сама не могла почуять?

Показывает на свой портрет с собакой.

ГРЕК. Лейла, вон, всегда знала, когда я приближался к дому. Подбегала к двери и скулила… Бездарное ты племя, девочка. Без чуйки, без обоняния… Тонкие сигналы считывать не умеешь…

ОКСАНА. Я же не собака, Артур Карлович, я только учусь пока. Давайте я помогу вам…

Оксана помогает Греку снять плащ.

Из кухни выходит Фёдор с чашкой в руке.

Стоит, прислонившись к косяку, иногда отхлёбывая из чашки.

Насмешливо смотрит на Грека и Оксану.

Оксана расшнуровывает Греку ботинки.

Снимает их, протирает тряпкой, ставит под вешалку.

Фёдор ставит чашку на стол, хлопает в ладоши.

ФЁДОР. Браво! Осталось дунуть в попу.

Грек резко оборачивается, видит Фёдора.

ГРЕК. Фёдор?!

ФЁДОР. Ну, здравствуй, папа.

ОКСАНА. Ну, слава богу. Я уж думала, проходимец. Он так на вас не похож, Артур Карлович…

ГРЕК. (Фёдору) А чего ты припёрся?

ФЁДОР. Соскучился. Дай поцелую, что ли…

Фёдор целует Грека в щёки.

Грек стоит с каменным лицом.

ГРЕК. Ты надолго?

ФЁДОР. Не знаю. Хочется сказать, что насовсем, но – не знаю.

ГРЕК. (мрачно) Проходимец.

ФЁДОР. Не начинай старую песню, да ещё при прислуге.

ГРЕК. Тунеядец…

ФЁДОР. А ты врежь мне, да посильнее. У тебя тяжёлая рука, я помню.

ГРЕК. Молчать!

ОКСАНА. Артур Карлович, вам нельзя так волноваться. Может скакнуть давление.

ФЁДОР. Пап, а можно, эта болонка уйдёт на свою подстилку, и мы спокойно поговорим?

ГРЕК. (Оксане) Уйди, пожалуйста, в свою комнату.

ОКСАНА. А можно, Фёдор больше не будет называть меня болонкой?

ГРЕК. Ты слышала? Место!

Оксана уходит.

Грек садится за стол.

ГРЕК. Ну, что… Я так понимаю, твоя крокодилья ферма в Австралии разорилась?

Фёдор садится напротив Грека.

ФЁДОР. Полгода назад. Меня сожгли конкуренты, пап. Я сам еле выжил. Надышался угарным газом, две недели в больнице валялся.

ГРЕК. Я тебе говорил, что это авантюра? Говорил?

Оксана стоит в дверях, подслушивает.

ГРЕК. Ты авантюрист! Ты не хочешь выполнять простую и понятную работу, за которую платят деньги! Ты придумываешь какие-то сказочные проекты, берёшь кредиты под них, а потом прячешься по всему миру от кредиторов. Сколько ты остался должен за эту дебильную затею с крокодилами?

ФЁДОР. (улыбается) А помнишь, как ты меня выпорол в детстве за то, что я на пляже брал деньги с отдыхающих, чтобы они прыгнули с водонапорной вышки?

ГРЕК. Сколько, я спрашиваю?

ФЁДОР. А как я маленьким выскочил на сцену и стал помогать тебе душить Марианну в роли Дездемоны?

ГРЕК. Ты как сопля в воде, тебя не ухватишь…

ФЁДОР. Да не дёргайся ты… Это был страховой случай. Страховка покрыла ущерб от пожара, я никому ничего не должен. Я чист, как младенец, и свободен от всех обязательств.

Грек бухает кулаком по столу.

ГРЕК. Тогда завтра же выйдешь на работу!

ФЁДОР. Ну, началось! Дай хоть недельку в себя прийти…

ГРЕК. Завтра!

ФЁДОР. Опять хочешь засунуть меня в свой сраный театр?

ГРЕК. (привстаёт в гневе) Или завтра ты выходишь туда рабочим сцены или…

ФЁДОР. Или что?

ГРЕК. Или пошёл вон!

Оксана скрывается в комнате.

Фёдор встаёт, берёт сумку, идёт на выход.

Грек напряжёно за ним наблюдает.

У двери Фёдор останавливается.

ФЁДОР. Пап, гони ты эту… (кивает на дверь, где скрылась Оксана) Пока не поздно.

ГРЕК. (вскакивает) Вон!

Фёдор уходит.

Заходит Оксана с подносом.

На подносе тарелка и чашка с блюдцем.

Оксана ставит поднос перед Греком.

ГРЕК. Вон!

ОКСАНА. По-моему, вас заело, Артур Карлович. Вот, поешьте, это вареники с творогом. Хотела с вишней, но с вашей язвой вишню нельзя.

ГРЕК. А это что? (показывает на блюдце)

ОКСАНА. А это таблетка от давления. У вас лицо красное и руки трясутся. Давайте-ка, рот откроем…

Грек открывает рот.

Оксана кладёт ему в рот таблетку.

ОКСАНА. А теперь давайте запьём…

Поит Грека из чашки.

ОКСАНА. Вот так. Я по второму образованию медик.

ГРЕК. А по первому?

ОКСАНА. А по первому… Так… Режиссёр культурно-массовых мероприятий.

ГРЕК. Дожил, господи… Ни жены, ни собаки, ни сына… Режиссёр кульмассовых мероприятий какой-то отравой кормит.

Ест вареники.

ОКСАНА. Хотите, я догоню Фёдора?

ГРЕК. Зачем?

ОКСАНА. Уговорю вернуться.

ГРЕК. Знаешь, что, девочка. Что-то ты тут развернулась. Прислуга какой должна быть?

ОКСАНА. Какой?

ГРЕК. Незаметной. А ты – везде. Как назойливый солнечный свет. И так штору задёрнешь, и эдак… А он, сука, всё равно пробивается. И приходится жмуриться.

ОКСАНА. (улыбается) Мне приятно, что вы сравнили меня с солнечным светом.

Грек бросает вилку, встаёт.

ГРЕК. Я отдыхать.

ОКСАНА. Как вам вареники?

ГРЕК. Какие вареники?

Уходит.

ОКСАНА. (вздыхает) Смешно.

Собирает посуду на поднос.

Отдалёно звонит телефон.

Оксана прислушивается, снимает с вешалки плащ Грека.

Достаёт из кармана телефон, сбрасывает вызов.

ОКСАНА. Вот так, Валентина Антоновна. Уехали себе и уехали. Нечего теперь звонить!

Телефон снова звонит.

Оксана снова сбрасывает вызов.

ОКСАНА. Нечего, я сказала. Так… как тут звук отключается…

Отключает звук.

Кладёт телефон обратно в карман плаща.

Телефон беззвучно вибрирует.

ЗТМ.

IV

Театр.

Сцена.

Репетиция.

Грек сидит на стуле с непроницаемым, мрачным лицом.

У него в руках бумага с текстом.

Марианна стоит напротив.

У неё тоже в руке бумага с текстом.

МАРИАННА. (читает) "Фирс, если продадут имение, то куда ты пойдешь?"

ГРЕК. (читает) "Куда прикажете, туда и пойду"…

МАРИАННА. (читает) "Отчего у тебя лицо такое? Ты нездоров? Шел бы, знаешь, спать"…

ГРЕК. (читает) "Да… Я уйду спать, а без меня тут кто подаст, кто распорядится? Один на весь дом"…

Заканчивает реплику длинным зевком.

МАРИАННА. Грек, ты спишь.

ГРЕК. Я? Я бодр, как молодой кот на крыше.

МАРИАННА. А я говорю – ты спишь на ходу. Давай пройдём эту сцену сначала. (читает) "Фирс, если продадут имение, то куда ты пойдешь?"

ГРЕК. (подавляет зевок, читает) "Куда прикажете, туда и пойду"…

Марианна швыряет текст на колени Греку.

МАРИАННА. Да что с тобой?!

ГРЕК. (собирает листы) Вообще-то, я режиссёр. Хочу, сплю, хочу – тебя заставлю зевать. Режиссёрское видение – слыхала про такое?

МАРИАННА. Так, это что-то новенькое. Ты вообще какой-то странный в последнее время, Артур.

ГРЕК. Правда? (зевает)

МАРИАННА. Да не то слово. Посвежел, помолодел, как-то весь приосанился… Агрессия вечная твоя куда-то пропала, но с ней и нерв пропал, талант твой будто приглушился слегка. Вчера на спектакле ты был как варёная свёкла.

ГРЕК. Завидуешь, старая кляча!

МАРИАННА. Конечно, завидую. Как же не завидовать такой древней развалине.

ГРЕК. Публика будет рыдать от восторга, даже если я просто сяду на стул, и буду читать текст по бумажке вполголоса. Хочешь, проверим?

МАРИАННА. Нет, не хочу. Люди не должны платить за халтуру.

ГРЕК. Это я – халтура?

МАРИАННА. Если ты сядешь и будешь читать по бумажке – да, ты станешь халтурой.

ГРЕК. И почему мне не хочется стукнуть тебя по башке?

МАРИАННА. Потому что я женщина. А ты ещё в отдельно взятых местах – мужчина. И джентльмен, я надеюсь. Давай ещё раз пройдём текст… (читает) "Фирс, если продадут имение, то куда ты пойдешь?"

Грек не успевает прочесть ответную реплику.

Входит Оксана с сумкой.

ОКСАНА. Здравствуйте.

МАРИАННА. Здравствуйте. А вы кто, милая девушка?

ГРЕК. Ты чего припёрлась, Ксюха? Тебя кто сюда пропустил?

ОКСАНА. Я вам обед принесла, Артур Карлович. Вы уже пять часов репетируете. С вашей язвой нельзя голодать.

Грек подходит к сумке, открывает её, шумно втягивает воздух.

ГРЕК. А запа-а-ах!

ОКСАНА. Тут паровые котлетки, гороховый суп, ватрушки и компот.

МАРИАННА. С ума сойти…

ОКСАНА. Я ещё я принесла вам зонтик и плащ. Синоптики передали к вечеру дождь и похолодание.

ГРЕК. Вообще-то, девочка, прежде, чем заявляться ко мне на работу, могла бы и позвонить.

ОКСАНА. Я звонила. У вас телефон отключён.

Оксана ставит сумку на стол, достаёт термос и контейнеры.

Грек выхватывает из кармана телефон, смотрит на дисплей.

ГРЕК. Десять пропущенных вызовов от жены, три от тебя и восемь от Карпова… И когда я его отключил?

Грек включает звук, телефон тут же начинает звонить.

ГРЕК. Да, Валя! Да жив я, жив! Телефон вырубился случайно. Что ты сделаешь?! Авантюристка! Вы с Федькой два идиота конченых! Всё, не хочу больше слушать… (в сердцах нажимает отбой) На воздушном шаре она полетит!

МАРИАННА. Кто? Валя?!

ГРЕК. Один крокодилов в Австралии к чертям собачьим спалил, вторая Португалию с высоты птичьего полёта снимать собралась! Сборище придурков, а не семья!

Оксана подходит к Греку, протягивает таблетку.

ОКСАНА. Артур Карлович, вот это под язык положите, вам так волноваться нельзя.

Грек механически хватает таблетку, суёт под язык.

У Марианны от удивления вытягивается лицо.

ОКСАНА. Где ваш кабинет? Я отнесу туда зонтик и плащ.

ГРЕК. Налево по коридору, третья дверь с табличкой "Художественный руководитель". Вот ключи.

Грек достаёт из кармана ключи, отдаёт Оксане.

ОКСАНА. Таблетку держите до полного рассасывания.

Уходит.

Марианна продолжает удивлённо смотреть на Грека.

ГРЕК. Ну, что ты так смотришь? Домработница это. Валька её сама наняла перед тем, как в Португалию умотать.

МАРИАННА. Никогда не думала, что назову Валентину дурой.

ГРЕК. Не ври, ты её уже так называла. Когда она из театра ушла.

МАРИАННА. Нет, ну, тогда она ещё была не полная дура. Ну, ушла и ушла. Актриса из неё была так себе. Но нанимать домработницей… такую девицу… Ну, не знаю…

ГРЕК. Вот что ты несёшь, а? Думаешь, я на эту облезлую креветку польщусь? Да я таких женщин видал! Таких… (смотрит под ноги) Чёрт… Таблетку случайно выплюнул…

МАРИАННА. И часто она тебя таблетками кормит?

ГРЕК. Регулярно. Она по образованию медик.

МАРИАННА. Понятно. Я бы на твоём месте их регулярно выплёвывала.

ГРЕК. Вот гнилой театральный народ! Вечно вам заговоры мерещатся… (подходит к столу, берет контейнер) Иди лучше супчика наверни.

Марианна тоже подходит к столу.

МАРИАННА. Горохового?

ГРЕК. Горохового! Чуешь, как пахнет?

МАРИАННА. Перед спектаклем?

ГРЕК. А что? Перед спектаклем! В нашем возрасте, Марианна, гороховый суп игры не испортит. Только колорита добавит.

МАРИАННА. (отходит) Ешь сам. Я ещё пока не готова играть на сцене с метеоризмом.

ГРЕК. (ест, причмокивая) А я готов. Вкусно-то как! Извини, сейчас чавкать начну от удовольствия… Нет, всё-таки молодец Валька! Домработница, это, оказывается, такая хорошая штука…

МАРИАННА. Диверсантка она, а не домработница. А Валька всё-таки дура.

Марианна поднимает с пола таблетку, заворачивает её в бумажку.

ГРЕК. Ты что делаешь?

Марианна прячет таблетку в сумку.

МАРИАННА. На экспертизу отдам. Если ты кони двинешь, хоть будем знать, от чего.

ГРЕК. (ест суп) Не дождётесь, ироды! Сама же говоришь, я расцвёл.

МАРИАННА. Что-то уж больно пышно. Подозрительно это всё.

ГРЕК. Я же говорю, червивые мы все, театральные. Везде подвох ищем, везде гадости мерещатся. А девка просто добрая. Просто. Добрая. Ты понять это можешь?

МАРИАННА. Могу. Но не хочу. Дай, что ли, одну ложку попробовать, а то пахнет так, что слюнки текут.

Марианна забирает у Грека ложку, ест, увлекается.

Заходит Фёдор – руки в карманах.

ФЁДОР. Здрассьте.

ГРЕК. Это что за явление?

МАРИАННА. Ой, Феденька! Какими судьбами?

ФЁДОР. Работать пришёл… устраиваться.

ГРЕК. Не ве-рю.

МАРИАННА. Грек, выключи Станиславского! Человек за ум решил взяться.

ГРЕК. Не ве-рю!

ФЁДОР. Пап, хватит дурака валять. Что делать? Где оформляться?

ГРЕК. (бьёт себя в грудь) Вот здесь, в сердце моём пока не оформишься, как нормальный человек, а не аферист с крокодилами, нормального разговора не будет.

ФЁДОР. Ужас, как я устал от твоих метафор, папа. (обнимает Грека) И соскучился.

Фёдор и Грек, обнявшись, замирают.

МАРИАННА. (усмехается) Идиллия… Интересно, сколько продлится? (смотрит на часы) Засекаю время.

Заходит Оксана.

Видит обнявшихся Грека и Фёдора.

Кашляет, чтобы обратить на себя внимание.

Грек и Фёдор отстраняются друг от друга.

ОКСАНА. В вашем кабинете, Артур Карлович, сломано кресло, а на потолке какие-то подтёки. Я нашла завхоза и попросила разобраться. От завхоза несло перегаром, я не уверена, что он понял, о чём я ему сказала. Поэтому я сама заказала вам новое кресло и вызвала на завтра сантехника, чтобы разобраться, почему с потолка течёт.

Повисает молчание.

ГРЕК. Молодец, девочка.

ФЁДОР. Лизнула так лизнула…

ГРЕК. Молчать! Балбес. Вот поработаешь здесь, пойму, на что ты способен. А пока что ты ноль без палочки! В подмётки ей не годишься!

ФЁДОР. Папа, тебе не кажется, что твоей домработницы слишком много? Она везде.

ГРЕК. Потому что это (показывает на Оксану) неравнодушный человек. В отличие от тебя.

ФЁДОР. (заводится) Ну, конечно! У тебя всегда все были лучше меня! Я поэтому и сбежал из дома в шестнадцать лет.

МАРИАННА. (глядя на часы) Браво! Три минуты, семнадцать секунд. Это рекорд.

Оксана берёт со стола пустой контейнер, убирает его в сумку.

ОКСАНА. Артур Карлович, ваш водитель попал в аварию. Только что позвонил.

ГРЕК. Как… А я…

ОКСАНА. Не волнуйтесь, я займусь ремонтом машины, у меня есть знакомые в сервисе. А водителя я бы на вашем месте уволила, он всё время влипает в истории. Я сама прекрасно вожу машину.

МАРИАННА. Грек, это круто. Ты такой важный сидишь на заднем сиденье, а это милое существо рулит.. По-моему, это круто, правда. Ни у кого нет такого водителя. Журналисты толпами побегут за твоей машиной.

ФЁДОР. (сквозь зубы) Я в отдел кадров.

Уходит.

ГРЕК. Ксюха, познакомься. Это Марианна, наша прима. А это – Оксана.

МАРИАННА. Тоже прима, не сомневаюсь.

Улыбаясь, как две змеи, чуть-чуть пожимают друг другу руки.

ЗТМ.

V

Комната.

Оксана сидит за столом и перебирает бумаги.

Некоторые откладывает в одну сторону, некоторые – в другую.

Оксана выглядит немного иначе.

С причёской, макияжем, в красивом костюме.

С ярким шарфом на шее.

У Оксаны очень сосредоточенный вид.

Заходит Фёдор с сумкой.

Некоторое время смотрит на Оксану.

Оксана его не замечает.

ФЁДОР. Слушай, а ты ничего, если смотреть со спины.

ОКСАНА. (не отрываясь от бумаг) Хорошо, что вернулся. Поможешь мне разобраться с бумагами?

ФЁДОР. (подходит к столу) Что это?

ОКСАНА. Счета за квартиры, налоги на машину, загородный дом и дачу, декларации в налоговую. Всё это валялось в шкафу вот такой кучей. Нужно привести всё это в порядок, заполнить, понять, какие образовались долги, и немедленно заплатить их, иначе начислят сумасшедшие пени…

ФЁДОР. (небрежно смотрит бумаги) Я ничего в этом не понимаю.

ОКСАНА. Жалко. Пени растут с каждым днём. Такими темпами вы останетесь без имущества.

Собирает бумаги в стопку.

ФЁДОР. Деловая колбаса. Тебе не плевать на чужие налоги?

ОКСАНА. Я люблю порядок во всём.

ФЁДОР. А я люблю бардак и свободу. Как уживаться будем?

ОКСАНА. Вы собираетесь жить здесь?

ФЁДОР. Да, собираюсь. Съёмную квартиру не потянул, а в театре сквозняки, крысы и привидения. А я привык к комфорту.

ОКСАНА. Понятно. Значит, придётся меня слушаться.

Фёдор хватается за голову, пару секунд стоит, как оглушённый.

ФЁДОР. А ничего, что я никогда никого не слушался? И не собираюсь этого делать?!

ОКСАНА. Я же сказала – придётся. Немедленно переобуйся в домашнюю обувь, я только что помыла полы.

Фёдор демонстративно, с приплясом, топает по полу.

Оксана смотрит вниз – на следы.

Фёдор расстёгивает сумку.

Молча начинает вытряхивать из неё на диван вещи.

Оксана смотрит на стремительно растущую из вещей кучу.

Заходит Валентина Антоновна с фотоаппаратом на шее и загипсованной рукой.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (весело) Привет всем! Я вернулась!

ФЁДОР. Мама? Ты почему не позвонила?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (целует Фёдора) Зачем? Можно подумать, ты ринулся бы меня встречать.

ФЁДОР. Не ринулся бы. Но хотя бы знал, что лучше остаться на съёмной квартире.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Думаешь, поругаемся?

Валентина Антоновна бухает свою рюкзак на диван – рядом с кучей вещей Фёдора.

Оксана с молчаливым неодобрением за всем этим наблюдает.

ФЁДОР. Думаю, очень скоро.

Валентина Антоновна треплет Фёдора по голове.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Ничего, состояние войны мне нравится. Оно бодрит и не даёт расслабиться. Привет, Оксана.

ОКСАНА. Здравствуйте. А что у вас с рукой?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Это анекдот. Я решила сойти с воздушного шара раньше, чем он приземлился.

ФЁДОР. На тебя это очень похоже.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Кстати, я ненадолго.

ФЁДОР. Вот это на тебя тоже очень похоже. Куда следующая командировка? На Марс?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Нет, снова в Португалию. И не в командировку, а на ПМЖ. Я купила там дом.

ФЁДОР. Ужас…

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Я, собственно, прилетела только для того, чтобы операцию сделать. В руку нужно вставить какой-то титановый штырь. А в Португалии медицина – сам знаешь…

ФЁДОР. Откуда?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Ну, в общем, хреновая там медицина. И дорогая. А здесь, может, по страховке операцию получится сделать.

ФЁДОР. Папа в курсе твоих грандиозных планов?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Сейчас будет в курсе. Артур!

ОКСАНА. Артур Карлович отдыхает. Я ему купила беруши, поэтому он не слышит.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Оксаночка, а вы можете быть свободны. Совсем.

ФЁДОР. (закатывает глаза) О, боже! Неужели я услышал эти слова?

ОКСАНА. Вы уверены?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Абсолютно.

ОКСАНА. Но вы же скоро уедете.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Ну и что. Это была чистая блажь – нанять домработницу. И она прошла.

ОКСАНА. Хорошо. (берёт бумаги) Только если вы в ближайшее время не разберётесь вот с этим, то у вас будут крупные неприятности.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Что это?

Валентина Антоновна берёт бумаги, просматривает.

ФЁДОР. Долги по всякой фигне.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Оксана, вы в этом что-нибудь понимаете?

ОКСАНА. Съезжу в налоговую и разберусь.

ФЁДОР. (предостерегающе) Мама…

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Что – мама? Ты хочешь, чтобы у нас арестовали имущество? Или как там это называется, я точно не помню. Знаю только, что это серьёзно. Оксаночка, вы наше спасение, разберитесь, пожалуйста. А почему на вас мой шарфик?

ФЁДОР. Кстати, да – почему?

ОКСАНА. (без тени смущения) Им была заткнута щель на балконе. Я думала, он не нужен. Отнесла в химчистку, извините.

Оксана снимает шарф.

Валентина Антоновна её останавливает.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Да что вы, я просто так спросила. Носите, если вам нравится.

ФЁДОР. Да, да, и цацками можете пользоваться.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Федя, заткнись. Ведёшь себя, как дурак.

ФЁДОР. А я – кто!

Заходит Грек в домашнем халате.

У него взлохмаченный заспанный вид.

ГРЕК. (чуть громче обычного) Вы что тут делаете?!

ФЁДОР. Спасибо, что не спросил – кто мы.

ГРЕК. Губами не шлёпай, я говорю – вы откуда?

ОКСАНА. Он ничего не слышит.

Оксана подходит к Греку, поочерёдно достаёт у него из ушей беруши.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Грек, ты словно полоумный, ей-богу. Я в Пакистане дом купила, приехала сюда, чтоб титан в руку вставить. Вставлю – и обратно. Там такая природа! Особенно, если смотреть сверху.

ГРЕК. (ревёт) Чего-о-о?! Какой ещё Пакистан?

ФЁДОР. В Португалии, мам.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Тьфу, в Португалии, точно!

ГРЕК. Чего-о?!

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (отряхивается) Ой, да иди ты. Сиди в своём театре, мхом покрывайся. А я мир посмотреть хочу.

ГРЕК. За мои бабки?!

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Они и мои тоже. (целует Грека в щёку) Федя, пойдём, я тебе покажу свои португальские снимки.

ФЁДОР. Люблю своих родителей, только не понимаю, как я на свет появился.

Фёдор и Валентина Антоновна уходят.

Грек хватается за сердце.

ОКСАНА. Артур Карлович, сердце?

Берёт Грека за руку, считает пульс.

ГРЕК. Мозг взрывается. От этих придурков.

Грек топает ногой в сторону, куда ушли Федор и Валентина Антоновна.

ОКСАНА. Так, пульс учащённый. Вы таблетку пили?

ГРЕК. Какую таблетку?

ОКСАНА. Так, понятно. Это давление на фоне стресса. А если бы таблетку вовремя выпили, то не переживали бы так. Сядьте, я знаю точки, сейчас сниму давление.

ГРЕК. Да иди ты в жопу со своими точками!

ОКСАНА. Сядьте! С давлением не шутят.

Оксана настойчиво усаживает Грека на диван.

ГРЕК. А что за точки?

ОКСАНА. Сейчас покажу.

Заходит сзади, начинает массировать Греку голову.

Грек блаженно закрывает глаза.

ГРЕК. Господи… Хорошо-то как.

ОКСАНА. Артур Карлович, хочу вам сказать, что если вы не перестанете так безалаберно относиться к своим деньгам, то останетесь с голым задом. У вас бардак не только в бухгалтерии театра, но и в бюджете семьи.

ГРЕК. Хорошо-то ка-ак…

ОКСАНА. Если вы согласитесь, чтобы я навела порядок в ваших финансах, то могли бы сделать доверенность на меня…

ГРЕК. Ой, как на репетицию неохота идти-и

ОКСАНА. Давайте, я вместо вас схожу.

ГРЕК. А это как, девочка?

ОКСАНА. Да очень просто. Я же по первому образованию – режиссёр культурно-массовых мероприятий. Что, я вместо вас репетицию не смогу провести?

Грек берёт Оксану за руку, обводит вокруг дивана.

Дёргает, усаживая к себе на колени.

ОКСАНА. (шёпотом) Артур Карлович… Вы что, отпустите… Валентина Антоновна может зайти! Или Федя!

ГРЕК. А если бы их там не было?

Оксана вскакивает с коленей Грека.

ОКСАНА. Вот пусть сначала не будет. А там… посмотрим.

Грек пристально смотрит на Оксану.

Оксана отводит взгляд.

ОКСАНА. Пойду, принесу ваши таблетки.

ЗТМ.

VI

Гримёрка.

Марианна сидит в кресле перед зеркалом.

Снимает парик, делает разгрим.

Заходит Карпов с букетом.

КАРПОВ. Ты была сегодня великолепна!

МАРИАННА. Карпов, тебя стучать не учили?

Карпов кладёт букет перед зеркалом, целует Марианне руку.

КАРПОВ. Что тебе от меня скрывать, Манечка?

МАРИАННА. Всё. Всё, что принято женщине скрывать от мужчины.

Карпов продолжает покрывать её руку мелкими быстрыми поцелуями.

КАРПОВ. Мы так давно знакомы, Манечка, что я имею право застать тебя врасплох.

МАРИАННА. (вырывает руку) Надеешься застукать меня старой и некрасивой?

КАРПОВ. Нет, надеюсь, что ты, наконец-то, одумаешься и уйдёшь от мужа ко мне.

МАРИАННА. Тридцать пять лет поёшь одну песню. Не надоело?

Карпов садится на стул рядом с Марианной.

КАРПОВ. В моём возрасте поздно менять привычки. Загляни в букет.

МАРИАННА. Что?

КАРПОВ. Цветочки раздвинь, говорю. Там сюрприз, надеюсь, приятный.

Марианна берёт букет, достаёт из его глубин коробку.

Раскрывает её – там колье.

МАРИАННА. Боже… Валера…

Карпов блаженно закрывает глаза.

КАРПОВ. Какая интонация… Повтори…

МАРИАННА. Карпов, это рубины?

КАРПОВ. (открывает глаза) Там, вообще-то, ещё бриллианты есть.

Марианна перед зеркалом прикладывает колье к груди.

МАРИАННА. О-о-о…

КАРПОВ. Музыка, а не звуки!

МАРИАННА. Это, что, мне?

КАРПОВ. (вскакивает) Господи! А кому?! Я приношу тебе в гримёрку букет, прошу заглянуть внутрь, потому что хочу сделать тебе сюрприз, ты находишь там колье и теперь спрашиваешь – это мне?! Нет, твою мать! Это старому хрычу Греку! За то, что зевал весь спектакль на сцене как полудохлая рыба!

МАРИАННА. Ой, ты тоже заметил?

КАРПОВ. Нет, я слепой, глухой и тупой. Дай помогу тебе его надеть.

Карпов заходит сзади, чтобы помочь застегнуть колье.

Но Марианна протягивает колье Карпову.

МАРИАННА. Нет, нет, я не могу…

КАРПОВ. Чего ты не можешь?

МАРИАННА. Валера, ты только представь… Я прихожу домой после спектакля, и у меня на шее вот эта гроздь бриллиантов и рубинов стоимостью в несколько элитных квартир. А дома мой муж Коля, полковник в отставке с пенсией… Ну, не очень, конечно, маленькой, но унизительной рядом с этим сверкающим безобразием. Как думаешь, что он скажет?

КАРПОВ. Манечка, три варианта. Первый. Он ничего не заметит. Вообще. Второй. Подумает, что это дешёвая бижутерия, потому что ничего не понимает в бриллиантах. И третий. Всё заметит, всё поймёт – и выгонит тебя из дома к чёртовой матери. То есть, ко мне. Я буду ждать у подъезда.

МАРИАННА. (грустно) Ты не знаешь моего мужа.

КАРПОВ. И слава богу.

МАРИАННА. Он всё заметит, всё поймёт… И будет страдать молча. Нет, я не могу это взять, извини, Карпов.

Марианна снова прикладывает колье к себе, любуется на себя в зеркало.

МАРИАННА. Просто с ума сойти, красота какая… Но не могу, нет.

КАРПОВ. Пусть оно лежит у тебя здесь.

МАРИАННА. Нет, нет, это предательство, это хуже измены!

КАРПОВ. Что у тебя в голове, Манечка…

МАРИАННА. Роли, Валера. Благородные героини не поступают так, как ты мне предлагаешь.

КАРПОВ. Давно пора сменить классику на современную драматургию. Всё это давно устарело – особенно понятия благородства.

МАРИАННА. Так… Ещё немного и ты договоришься, что и я устарела…

Карпов не успевает ответить.

В гримёрку заходит Оксана.

ОКСАНА. Всем добрый вечер!

Смотрит на колье в руках Марианны.

КАРПОВ. Вас не учили стучать, милая барышня?

ОКСАНА. (с лёгкой улыбкой) Тут происходит что-то запретное?

Марианна явно смущена, не знает, куда деть колье.

МАРИАННА. Нет, конечно, Ксения. Но у нас в театре принято стучать, когда заходишь в гримуборную. Вот так – тук, тук! (показывает)

КАРПОВ. (посторяет её жест) Тук, тук! Так просто – тук, тук!

ОКСАНА. Во-первых, я не Ксения, а Оксана. А, во-вторых, зачем стучать, если во всех гримёрных всё равно установлены камеры?

Повисает напряжённая пауза.

МАРИАННА. (в ужасе) Что, простите?

ОКСАНА. (показывает на потолок) Вон там, со вчерашнего дня. А вы не знали?

МАРИАННА. Ужас какой…

КАРПОВ. (ошарашенно) А вы, простите… кто? Милой барышней вас почему-то больше не хочется называть.

МАРИАННА. Это домработница Грека, если мне память не изменяет. Гроховый суп варит просто изумительный.

ОКСАНА. Позвольте представиться, новый художественный руководитель театра Оксана Боженко.

Снова повисает пауза – ещё более напряжённая.

ОКСАНА. Это я распорядилась установить везде камеры. В театре должен быть порядок.

МАРИАННА. (бормочет) Не понимаю решительно ничего… Это какой-то бредовый сон. Просыпайся, Манечка… Просыпайся!

ОКСАНА. А вам и не надо ничего понимать, Марианна Павловна. Приказ о вашем увольнении уже подписан.

МАРИАННА. Что? Кем… подписан?

ОКСАНА. Мной. По настоятельному требованию Артура Карловича. Он считает, что театру нужна свежая кровь и новый репертуар. Вы ведь уже на пенсии…

КАРПОВ. Какой несусветный бред. (орёт) Где Артур?! Где этот маразматик?!

ОКСАНА. (невозмутимо) Артур Карлович плохо себя почувствовал и поехал домой.

Марианна, едва сдерживая рыдания, бросает колье на столик перед зеркалом, бросается вон из гримёрки.

Карпов выбегает за ней.

КАРПОВ. (на бегу) Манечка! Это не может быть правдой! Мы во всём разберёмся, Манечка!

Оксана по-хозяйски садится в кресло Марианны, крутится вокруг оси.

Стук в дверь.

ОКСАНА. Войдите.

В дверь заглядывает простоватая женщина – Луиза Макаровна.

У неё сильный говор.

ЛУИЗА. Донечка, уже можно?

ОКСАНА. Да, мамочка, заходи.

Луиза Макаровна заходит – в руках сумка.

Восхищённо оглядывается.

ЛУИЗА. Ой, как гарно. И шо… Теперь это мой кабинет?

ОКСАНА. Гримёрная, мамочка. Теперь это твоя гримёрная. Иди, сядь сюда.

Оксана встаёт.

Луиза Макаровна садится в кресло.

ЛУИЗА. Ой, шо, и роли главные будут?

ОКСАНА. А как же… Самые главные. Я уже распорядилась снять все старые афиши. Будем готовить новые.

ЛУИЗА. Ой, не верю, шо так бывает… Страшно-то как, доненька… Как думаешь, справлюсь? Я же только в народном театре играла, большой сцены-то и не нюхала.

ОКСАНА. Мамо, какая разница! Сцена везде одинаковая. Завтра начнём репетировать. Текст, надеюсь, не потеряла?

ЛУИЗА. Ой, да как же я потеряю такое сокровище!

Суетливо роется в сумке, достаёт распечатанные листы, любовно оглаживает их.

ЛУИЗА. Это же ты писала, донюнечка! Твоё произведение, выстраданное, как же я могу такое потерять! Вот она, моя хорошая, пьеса твоя ненаглядная! (целует листы) Ой, это всё моё теперь?

ОКСАНА. Да, мамочка, тут всё твоё.

Луиза Макаровна надевает парик Марианны и колье.

Читает с листа с выражением.

ЛУИЗА. "Якой закат, Аристарх! Вы только посмотрите, якой чудесный, мощный, бохатый красками и глубиной, закат! Я чувствую себя песчинкой, ничтожеством, глядя, как солнце падает за горизонт. А вы, Аристарх, шо вы сейчас чувствуете? Голод, собачий голод…" Ой, это не мои слова, кажется. Это Аристарх хочет жрать, да? (повторяет басом) "Голод, собачий голод я чувствую, Оленька…"

ОКСАНА. (задумчиво) А знаешь, что… Позвони-ка ты папе. Пусть сюда приезжает.

ЛУИЗА. Ой… Аристарха, что ли, играть? Он же не сможет, он столяр второго разряда…

ОКСАНА. Причём тут Аристарх, мамо? Мне кажется, тут завхоз не справляется со своими обязанностями.

ЛУИЗА. Да ты шо… Слухай, я как в театр зашла, так сразу поняла – завхоз тут говн … Ну, совсем не справляется со своими обязанностями! Слухай, а где мы с папой жить будем, доненька? В хостеле этом, будь он неладен, так дорого, так неудобно.

ОКСАНА. Порешаем этот вопрос. И ещё, мамо… В театре я тебя называю исключительно Луиза Макаровна, а ты меня Оксана Григорьевна.

ЛУИЗА. Хорошо. Поняла, Оксана Григорьевна. Очень приятно, Оксана Григорьевна, будет исполнено, Оксана Григорьевна. А этот, народный-то наш… Не влюбился исчо в тебя?

ОКСАНА. (бросив взгляд на камеру) Мамо! О чём ты?!

ЛУИЗА. Ой, правда… Шо это я… Мы и сами с усами, талантом своим пробьёмся, правда, доненька? Зачем нам какой-то народный… ему сто лет в обед…

ЗТМ

VII

Крыша театра.

Марианна подбегает к краю крыши.

Замирает.

На лице смятение…

Она собирается сделать шаг в бездну – но не решается, отступает.

Собирается с духом.

Снова делает шаг к краю.

Смотрит вниз.

Заносит ногу…

В последний момент к ней подбегает Карпов.

Хватает, прижимает к себе.

КАРПОВ. Манечка… Я успел… Какое счастье, что я успел…

МАРИАННА. Как ты догадался?

КАРПОВ. Не знаю… Если я скажу, что сердце сюда привело, это будет слишком пафосно, да?

МАРИАННА. Да, слишком.

КАРПОВ. Ну, и хорошо. Я просто решил покурить на крыше и увидел тебя.

Марианна склоняет голову ему на грудь.

МАРИАННА. Раньше ты никогда не курил на крыше.

КАРПОВ. А тут решил. Захотелось посмотреть на ночное небо.

МАРИАННА. Прости, что заставила тебя волноваться. У тебя сердце сейчас из груди выскочит.

КАРПОВ. Зачем, Марианна? Зачем…

МАРИАННА. Театр – вся моя жизнь. Я не могу без театра…

КАРПОВ. (горячо) Ну, хочешь, я куплю этот театр тебе! Продам к чертям свой завод и куплю театр! Мне надоело, в конце концов, делать запчасти для самолётов. Я хочу в искусство!

МАРИАННА. Этот театр не продаётся.

КАРПОВ. Куплю другой! Самый-самый большой! У меня хватит денег.

МАРИАННА. (отходит от Карпова) Спасибо тебе, Капров. Ты настоящий друг. Но театр – это не ожерелье с рубинами. Я отдала этим стенам всю свою жизнь… А они вытолкнули меня, словно ненужную пробку от шампанского. Легко, феерично, бездумно и бесшабашно. Больно… Как же больно…

КАРПОВ. Грек одумается. Вот увидишь. Скоро прибежит с извинениями.

МАРИАННА. Не прибежит. Он старый контрабас, у которого начали рваться струны.

КАРПОВ. Кто?

Марианна подходит к краю крыши.

Садится, свесив ноги в бездну.

МАРИАННА. Давай покурим, Карпов. Садись.

Карпов с опаской подходит к краю крыши, смотрит вниз.

КАРПОВ. Ты уверена?

МАРИАННА. (насмешливо) Тут не слишком высоко. Боишься?

КАРПОВ. (осторожно садится) Ну, как-то… Нет во мне былого романтизму, Манечка… И вестибулярный аппарат уже не тот. Ты, если что, меня не лови, не надо.

Карпов достаёт портсигар, открывает.

Достаёт сигарету, прикуривает.

Передаёт её Марианне.

МАРИАННА. (затягивается) Так вот… В детстве я каждое лето жила у тёти на даче. Она в оркестре играла, на контрабасе, а потом руку сломала – сложный оскольчатый перелом, – гипс, конец карьеры. В библиотеку работать устроилась. Уж почему она контрабас свой продавать не стала, не знаю. Отвезла его на дачу и на чердак засунула. Стоял он там и пылился в футляре. Огромный такой, благородный. Солнце сквозь щели в крыше пробивалось и на него падало, образуя такие фантастические узоры… Красиво! И паутина ещё кругом… Обступает, на солнце переливается… Просто как в сказке. Тётка футляр открывать категорически запретила. А мне так хотелось! Мне казалось, что если я футляр открою и дотронусь смычком до струн, то услышу такую музыку! Нет, играть я не умела, но почему-то думала, что стоит мне только дотронуться до этого контрабаса, и польётся чудесная музыка. И вот однажды тётка уехала ненадолго в город. Я – на чердак. Долго возилась с замками. Они заржавели от времени. Я даже палец порезала… И, наконец, открыла футляр, а там… Такой красавец… Такой чудесный, благородный… Я с ним даже поговорила. Здравствуйте, говорю, господин контрабас, не возражаете, если я вас побеспокою… Мне показалось, он обрадовался, что с него наконец-то стряхнули паутину и пыль, и вытащили на солнечный свет, который пробивался сквозь щели. Я прислонила его к стене, потому что удержать не могла, взяла смычок и провела по струнам. Я думала, он ответит глубоким красивым звуком, я думала, это его звёздный час после стольких лет заточения…

Марианна замолкает, затягивается.

КАРПОВ. А он? Упал? Рассыпался? (забирает у неё сигарету, затягивается) Стал грязно ругаться?

МАРИАННА. У него порвалась струна. Она больно хлестанула меня по щеке, рассекла кожу до крови. Вот, видишь шрам? (показывает на щёку)

КАРПОВ. Я всегда его видел. Даже с галёрки. И любил все эти тридцать пять лет, прости за дешёвый пафос.

МАРИАННА. (забирает у него сигарету, затягивается) Я так ревела. Весь чердак залила слезами и кровью… Тётка приехала, страшно ругалась, назвала дурой… А потом немного успокоилась и сказала – никогда не трогай старые контрабасы. Никогда. Они больно бьют и оставляют шрамы.

КАРПОВ. (забирает сигарету, затягивается) Мудрая тётка.

МАРИАННА. Меня сегодня снова словно струной ударили. Больно, до крови. И опять останется шрам.

КАРПОВ. Струна не одна. Вот увидишь, этой новой музе Грека тоже достанется свой "Бздынь"! И он будет сокрушительный.

МАРИАННА. Такие, как она, умеют уворачиваться. Они ловкие, внимательные и очень предусмотрительные.

Марианна хватает Карпова за лацканы пиджака.

МАРИАННА. Валера… родной… Сделай что-нибудь с ней! У тебя связи, знакомства, деньги, власть… Придумай что-нибудь… Сделай так, чтобы она перестала влиять на Грека! Прошу тебя! Убери её из театра!

Марианна так увлекается, так трясёт Карпова, что они чуть не падают вниз.

Застывают в опасной позе.

КАРПОВ. Тихо, тихо… Мы сейчас улетим вниз… Вот уж новой музе Грека будет подарок…

МАРИАННА. Я тебя умоляю…

Карпов встаёт.

Помогает подняться Марианне.

КАРПОВ. Я подумаю, Манечка. Ради тебя я готов на всё.

МАРИАННА. Спасибо, родной.

Целует Карпова в щёку.

ЗТМ.

VIII

Комната.

Грек спит на диване.

В ушах беруши.

Истерически звенит звонок.

Из другой комнаты к двери поспешно идёт Валентина Антоновна с перебинтованной рукой.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Иду, иду… Чего так трезвонить? Пожар, что ли?

Открывает дверь.

В квартиру вваливается Карпов.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Валера? Что-то случилось?

Карпов отстраняет Валентину Антоновну, бросается к дивану.

КАРПОВ. Грек, ты совсем охренел?!

Грек всхрапывает.

КАРПОВ. (громче) Ты совесть потерял, Грек?!

Валентина Антоновна подходит к дивану.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. У него беруши в ушах. Мерзкое устройство, правда?

Карпов в ярости вытаскивает из ушей Грека беруши.

Сначала из одного, потом из другого.

Трясёт Грека.

Поднимает.

Кричит.

КАРПОВ. Как ты посмел, сволочь?! Как ты посмел?!

Грек, сидя, всхрапывает.

КАРПОВ. (сквозь зубы) Сука…

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Валер, у меня через три часа самолёт в Португалию. Быстро скажи, почему он сука.

КАРПОВ. Потому что! Марианна на грани самоубийства!

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. О, господи… Опять?!

КАРПОВ. Да не опять! В этот раз всё серьёзно! Грек назначил худруком свою домработницу! Он, что, чокнулся?!

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Худруком?

КАРПОВ. Худруком!

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Прям вот худруком?

КАРПОВ. Прям вот – худруком! И эта овца облезлая уволила Марианну!

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Ой, ну, не знаю… Эта овца, как ты выражаешься, так хорошо ведёт все дела. С долгами с нашими разобралась, дома порядок, в шкафах чистота, кухня блестит. Может, и в театре порядок наведёт?

КАРПОВ. Валя, я тебя сейчас придушу.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Всё, всё, не буду больше. Шутка. Ты же знаешь, у меня с театром свои счёты. Бог не дал мне таланта, зато сполна одарил чувством юмора и широкой душой. (целует Карпова в щёку) Всё, поехала, а то опоздаю на самолёт. Разбирайтесь тут без меня. Марианну целуй и не давай повеситься. Ты её ангел-хранитель.

Валентина Антоновна здоровой рукой берёт рюкзак, уходит.

ГРЕК. (не открывая глаз) Ушла?

КАРПОВ. Ушла.

ГРЕК. (открывает глаза) А теперь слушай меня. Ещё раз назовёшь Ксюху облезлой овцой, мы с тобой поругаемся.

КАРПОВ. Мы уже поругались.

ГРЕК. Нет, мы с тобой совсем поругаемся. Так, что даже разговаривать не будем.

КАРПОВ. У тебя виски есть?

ГРЕК. (показывает) Там, за шкафом. Руку просунь…

Карпов подходит к шкафу, достаёт из тайника бутылку виски.

Садится рядом с Греком.

Делает глоток из бутылки.

КАРПОВ. Что происходит, дружище?

Грек забирает у Карпова бутылку, тоже делает глоток.

ГРЕК. Жизнь происходит, старина! Это жизнь.

КАРПОВ. Что-то какая-то хреновая жизнь, не находишь? Нечестная, подлая, с ударами исподтишка…

Забирает бутылку, делает глоток.

ГРЕК. А, по-моему, бурная, яркая, с молодыми зелёными всходами, которые пробиваются к солнцу через старый асфальт.

Забирает бутылку, делает глоток.

КАРПОВ. Это Марианна – старый асфальт?

ГРЕК. Ну, и она тоже.

КАРПОВ. То есть, ты менять ничего не собираешься?

ГРЕК. А что я могу изменить? Ксюха гений! Во всём.

Карпов забирает бутылку, молча до дна допивает виски.

Вытирает рукой рот.

КАРПОВ. Втюрился?

ГРЕК. Что?

КАРПОВ. (громче) Втюрился, говорю?!

ГРЕК. (словно пытаясь прочистить ухо) Чего-чего говоришь?!

КАРПОВ. (встаёт) Понятно…

ГРЕК. (почти шёпотом) Неужели ты не можешь меня понять? Где твоя мужская солидарность, старина?

КАРПОВ. В Караганде!

В сердцах отбрасывает бутылку.

Уходит.

Грек сидит какое-то время, глядя в одну точку.

С трудом встаёт.

Делает несколько шагов по комнате.

Постепенно переходит на лезгинку.

Заходит Оксана, смотрит на Грека.

Он не замечает, пока в танце не налетает прямо на неё.

Хватается за спину, согнувшись.

Оксана обнимает Грека.

Ведёт его к дивану.

Помогает сесть.

Целует.

ОКСАНА. Я с мамой… Она поживёт здесь?

ГРЕК. Разве я могу сказать – нет?

ОКСАНА. А папа? Он тоже скоро приедет.

ГРЕК. О-о-о… Кто-то ещё? Говори уж сразу…

ОКСАНА. (целует Грека) А ещё дети…

ГРЕК. Какие дети?!

ОКСАНА. Которые у нас обязательно будут…

ЗТМ.

IX

Комната.

За столом, уткнувшись в компьютер, сидит мужичок в тренировочных штанах и растянутой майке-алкоголичке – Гриша.

Слышны звуки футбольной трансляции.

ГРИША. Вот уроды! Еле ноги таскают!

Заходит Луиза Макаровна с подносом.

Ставит тарелку перед Гришей.

ЛУИЗА. Гриша, борщик поешь…

Гриша мрачно смотрит в монитор.

ЛУИЗА. Гриша, хватит в монитор пялиться, от него излучение, знаешь, какое? Как от ядерного реактора.

ГРИША. (захлопывает крышку ноутбука) Твари. За такие бабки бегать не хотят…

ЛУИЗА. (гладит его по голове) А вот если бы ты был их тренером, Гришенька, они бы у тебя и забесплатно как метеоры по полю носились, правда?

ГРИША. Вот чё ты вечно нос суёшь в то, чего не понимаешь, а?

ЛУИЗА. Я в тебе понимаю. Ты, за что не возьмёшься, везде победитель.

Гриша берёт ложку, ест, шваркая.

ГРИША. А чё борщ несолёный?

ЛУИЗА. Ой, солила! От души солила…

ГРИША. Солила она… Чем? Цианистым калием?

ЛУИЗА. (обиженно) Очень смешно, Гриша. Думай, шо говоришь. И вообще… Неделю завхозом работаешь, мох бы и ремонт уже в квартире начать, вон, обои отваливаются.

ГРИША. Она, чё, моя квартира, что б в ней ремонт делать?

ЛУИЗА. Ну… пока не совсем твоя… а там видно будет.

Заходит Фёдор.

В недоумении застывает.

ФЁДОР. Я что-то не понял…

ГРИША. И я не понял…

ФЁДОР. Вы кто?

ГРИША. Это я – кто? (угрожающе встаёт)

Луиза Макаровна бросается между ними.

ЛУИЗА. Та шо вы як два петуха, ей боху? Вы же Фёдор?

ФЁДОР. Фёдор.

ГРИША. А-а! Так это ты неделю где-то шлялся и работу прогуливал! Уволен! К чёртовой матери!

ФЁДОР. Что?…

ЛУИЗА. Вот такой строгий у вас теперь начальник, Фёдор Артурович. Строгий, но справедливый.

ФЁДОР. Где отец?! Вы кто?!

ЛУИЗА. Если бы вы так надолго не загуляли, Фёдор Артурович, то знали бы, что молодые квартиру себе этажом выше купили. А эту, без ремонта, в ужасном состоянии, нам отдали.

ФЁДОР. (потрясённо) Какие ещё молодые?

ГРИША. Во, алкаш! Ну, ну, ты видала, Луиза? Он спрашивает, какие молодые… Папаша ваш! И дочка наша! Молодец-молодка, такие голубок и голубка…

Фёдор обессиленно садится на диван.

ФЁДОР. Мама… мамочка… Надеюсь, это белая горячка…

ГРИША. Куда в грязной одежде! А ну встань!

ЛУИЗА. Мы там ваши вещи собрали, щас принесу.

Уходит.

Фёдор ложится на диване.

ФЁДОР. Я никуда отсюда не уйду. Ни-ку-да!

ГРИША. Отлично. Я давно хотел этот диван выбросить.

Заходит Луиза Макаровна с сумкой.

ЛУИЗА. Вот… Тута вроде всё, ничего, кажись, не забыла.

ГРИША. Луизка, ну-ка, бери с той стороны, а я с этой…

Гриша швыряет сумку Фёдору на диван.

Приподнимает диван с одной стороны.

ЛУИЗА. А чего это? Зачем?

ГРИША. Да клопы завелись…

ЛУИЗА. А-а-а… Тогда правильно, тогда ладно.

С усилием толкают диван к выходу.

Фёдор пытается рукой и ногой затормозить об пол.

ФЁДОР. Это моя квартира!

ГРИША. Ишь, упирается, клоп…

ЛУИЗА. Муська! Чуть кошку нашу не выбросили!

Хватает с дивана кошку, отшвыривает.

Слышится возмущённое "Мяу!".

ФЁДОР. Это моя квартира!

Гриша и Луиза Макаровна с усилием выталкивают диван с Фёдором из комнаты.

ЗТМ.

X

Играет свадебный марш.

Стоят гости – Гриша, Луиза Макаровна, Фёдор, Марианна, Карпов.(можно массовка)

Выходит Грек в костюме жениха и Оксана в платье невесты.

У Оксаны длинная фата, в руках букет невесты.

Грек и Оксана под музыку идут вперёд.

Грек передвигается очень медленно, опираясь на Оксану.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Согласны ли вы, Оксана Григорьевна, взять в мужья Артура Карловича?

ОКСАНА. Согласна!

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Согласны ли вы, Артур Карлович, взять в жёны Оксану Григорьевну?

Грек молча жуёт губами, пытаясь что-то сказать.

ОКСАНА. Согласен!

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС. Объявляю вас мужем и женой!

Играет музыка.

Оксана кидает букет назад через голову.

Все от него шарахаются.

Букет ловит Луиза Макаровна.

ЛУИЗА. Ой… Это шо ещё за фокус такой?! Я же взамужем!

ГРИША. Это к деньгам!

Ржёт, забирает букет у Луизы Макаровны.

Грек, слегка качнувшись, начинает оседать на пол.

Оксана пытается его удержать.

Грек падает.

Гости ахают.

ОКСАНА. Врача! Позовите врача!

ЗТМ.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

I

Театр.

На сцене в свете софитов стоит Луиза Макаровна.

На ней платье, которое всё обшито розочками и бусинами.

На шее – колье Марианны с рубинами.

В стороне на стуле сидит мрачный Грек.

Смотрит на Луизу.

Рядом с Греком стоит Оксана.

ЛУИЗА. (с выражением) Якой закат, Аристарх… Вы только посмотрите, якой чудесный, мощный… Ой… Забыла, как дальше…

ОКСАНА. (шёпотом) Богатый красками и глубиной закат!

ЛУИЗА. Бохатый касками…

ОКСАНА. Красками!

ЛУИЗА. Я и говорю – красками и глубиной закат! Я чувствую себя песчинкой, ничтожеством, глядя, как солнце падает за горизонт! А вы, Аристарх, шо вы сейчас чувствуете?!… Ой… (оглядывается) А хде Аристарх?

ОКСАНА. Артист, который его играет, сегодня уволился. Пока я за него. (басом) Голод, собачий голод я чувствую, Оленька…

ГРЕК. Стоп. Чей это текст?

ОКСАНА. Шекспир, Артур Карлович. Неужели не узнаёте "Короля Лира"?

ГРЕК. Ни слова не узнаю.

ОКСАНА. Он просто в современной трактовке.

ГРЕК. (показывает на Луизу Макаровну) А эта… жопа с ручкой, что, тоже современная трактовка?

ЛУИЗА. (со слезами) Артур Карлович… как вы можете…

В смятении и слезах убегает со сцены.

За кулисами слышны её рыдания.

ОКСАНА. Артур Карлович, нужно извиниться перед мамой.

ГРЕК. Ась? Что говоришь?

ОКСАНА. Вы всё прекрасно слышали, не притворяйтесь.

ГРЕК. Сначала мама извинится перед Шекспиром, и мы уберём эту современную трактовку к лешему.

ОКСАНА. Это невозможно.

Грек, привстав, бухает кулаком по спинке стула.

ГРЕК. Я сказал!

ОКСАНА. Хорошо, Артур Карлович. Извинимся и уберём.

ГРЕК. Вот и хорошо. Иди, я тебя поцелую, моя девочка.

Оксана чуть наклоняется.

Грек чмокает её в щёку.

Заходит Гриша в тех же тренировочных штанах и майке-алкоголичке.

ГРИША. Охренеть… А вы разве не померли, Артур Карлович? Вчера, на свадьбе…

Оксана укоризненно смотрит на Гришу.

ГРЕК. Помер. Но меня откачали. В реанимации. Сейчас в больницах охренительнейшая реанимация – кислород, дефибриллятор, хорошенькие сестрички… Я утром от них сбежал. А вы кто?

ОКСАНА. Это же папа мой.

ГРЕК. Зять, что ли?

ГРИША. Тесть.

ГРЕК. Тоже актёр?

ГРИША. Завхоз.

ГРЕК. Слава те, господи. (крестится)

ГРИША. (уходит, бормочет) Развели бардак – то помер, то не помер. Я венок уже заказал от театра. И куда его теперь?

Заходит Карпов с портфелем в руках.

КАРПОВ. Здравствуй, Артур. Нам надо поговорить.

ОКСАНА. Почему посторонние в театре? Как вы сюда прошли?

ГРЕК. Помолчи, девочка. Говори, Валера.

КАРПОВ. Поговорить надо наедине.

Оксана напрягается.

Грек хватает её за руку.

ГРЕК. Девочка останется здесь.

КАРПОВ. Хорошо.

Подходит к Греку, швыряет ему на колени портфель.

КАРПОВ. Здесь несколько миллионов. За то, чтобы ты вернул Марианну в театр.

ГРЕК. (грустно) У меня нет для неё ролей, Карпов.

КАРПОВ. Так найди. Ты же здесь главный.

ГРЕК. Мы обновили репертуар. Она согласится играть Шекспира в новой трактовке?

Входит Марианна.

МАРИАННА. Да, соглашусь.

ГРЕК. Ну, хорошо. У меня тут актриса не совсем справляется с ролью. Попробую заменить. (протягивает портфель Карпову) Не надо денег, Валера. Не последняя же я сволочь.

Карпов забирает портфель, но Оксана хищно его перехватывает.

ОКСАНА. Извините. Это на нужды театра.

Грек пристально смотрит не Оксану.

ОКСАНА. Крыша течёт. Ну, и так, по мелочи…

ГРЕК. Хозяйственная у меня жена. Не то, что я.

Тяжело встаёт, опираясь на спинку стула.

Оксана даёт ему руку, Грек на неё опирается.

ОКСАНА. Извините, Артуру Карловичу пора отдыхать.

Оксана и Грек уходят.

Грек, шаркая и опираясь на руку Оксаны.

Оксана – медленно, подстраиваясь под шаг Грека.

МАРИАННА. "Крыша течёт"… Ты видел, как хищно она выхватила у него деньги?

КАРПОВ. Плевать. Главное, ты снова в театре.

МАРИАННА. Сцена! Господи, как же я соскучилась! Сцена! Она снилась мне каждую ночь!

Марианна счастливо кружится по сцене.

Карпов наблюдает за ней влюблёнными глазами.

ЗТМ.

II

Гримёрка.

Обстановка тут изменилась.

Наведён мещанский безвкусный уют.

На столике возле зеркала самовязаные салфетки.

На полу домотканый половик.

Везде какие-то вазочки, статуэтки.

На стене висит афиша с крупным портретом Луизы.

Надпись на афише "Восход – Закат" в главной роли Луиза Боженко".

Оксана сидит возле зеркала.

У неё в руках большая портьера с воланами, рюшами и бантами.

Оксана пришивает к портьере петлю.

Врывается Фёдор.

Замирает, глядя, как Оксана невозмутимо шьёт.

ОКСАНА. Ноги!

ФЁДОР. Что?

ОКСАНА. Ноги вытирай, там тряпка специально лежит.

Фёдор, задыхаясь от возмущения, пинает тряпку.

ФЁДОР. Что… Что ты творишь!

ОКСАНА. А что я творю? Чистоту поддерживаю.

Фёдор мечется по гримёрке, хватает все эти вазочки, статуэтки, салфетки.

Показывает Оксане.

ФЁДОР. Вот это – что?! Что это, я спрашиваю?! Во что ты превратила театр?!

Хватает очередную статуэтку.

ОКСАНА. (откусывает нитку) Поставь на место, пожалуйста.

Фёдор ставит статуэтку на столик, тычет пальцем в лицо Луизы на афише.

ФЁДОР. Вот это что, я спрашиваю?! Что это за убожество?!

ОКСАНА. Выбирай выражения. Ты прекрасно знаешь, что это моя мать.

ФЁДОР. (орёт) Да мне плевать! Это – убожество! А театр ты превратила в балаган! Нет! Хуже! В клуб сельской самодеятельности! Или нет! Ещё хуже! Посиделки на завалинке после пьянки!

ОКСАНА. (встаёт) Я навела в театре порядок. Наконец-то здесь чисто, красиво и уютно.

Фёдор вплотную подходит к Оксане.

ФЁДОР. Театр это тебе не кафешка. Здесь чистота и уют не главное. Дух, дух ушёл из театра, душа, дыхание, пульс, жизнь! Ты превратила его в пустую расписную шкатулку. Открываешь крышку, а там – опа! – вот это!

Фёдор опять упирает палец в лицо Луизы на стене.

ОКСАНА. Что бы ты понимал в театре. Грек считает тебя аферистом, бездельником и неудачником.

ФЁДОР. Да, я аферист, бездельник и неудачинк! Но это не твоё дело. Мои родители, моя жизнь и этот театр – это всё не твоё дело!

ОКСАНА. Ну, было не моё, а стало моё. Помоги мне, пожалуйста, повесить штору.

Протягивает портьеру Фёдору.

Фёдор берёт портьеру, рассматривает.

ФёДОР. Ты… вот это… хочешь повесить на окно?

ОКСАНА. Да, это очень красиво. Мы с мамой шили всю ночь.

Фёдор утыкается в штору лицом, стонет, рычит.

ФЁДОР. Ужас. Это какой-то кошмарный сон…

ОКСАНА. (пытается забрать у него штору) Ну, что за свинство! Ты же её помнёшь и испачкаешь!

Фёдор, скомкав штору, замахивается ей на Оксану.

Лицо искажено бессильной яростью.

Оксана невозмутимо в упор смотрит на Фёдора.

ФЁДОР. Ты… ты… ты…

ОКСАНА. Что я? Я пришла в семью, где друг другу никто не нужен. Я начала ухаживать за Артуром, и он стал похож на человека – одет, обут, накормлен вовремя, и получает все лекарства, необходимые в его возрасте. В театре тоже был бардак и неразбериха. Так что не надо на меня брызгать слюной. Надо спасибо сказать.

ФЁДОР. Спасибо.

Швыряет штору в лицо Оксане.

ФЁДОР. (кланяется в пол) Спасибо!

В бешенстве уходит.

Оксана поднимает штору, бережно расправляет.

ОКСАНА. Отлично. Жалко, что не ударил, а то было бы, за что посадить…

Подходит к видеокамере, поправляет прическу.

ЗТМ.

III

Комната со следами идущего прямо сейчас ремонта.

На полу, на матрасе лежит Грек со сложенными на груди руками.

У стены – похоронный венок с чёрной лентой и надписью – "От театра".

Заходит Оксана.

На ней лёгкий пеньюар.

Оксана расстроенно смотрит на тест на беременность.

ОКСАНА. (с досадой) Опять ничего… Артур, ты слышишь, ребёнка снова не получилось.

Грек молчит.

Оксана подскакивает к нему, хватает за руку, щупает пульс.

ГРЕК. Я умер неделю назад, а ты говоришь про ребёнка. От трупов не беременеют.

ОКСАНА. Фу, напугал. Ладно, попробуем в следующем месяце.

Грек резко садится.

ГРЕК. Слушай, я не хочу детей!

ОКСАНА. Я хочу.

ГРЕК. Я не сегодня-завтра помру. Кто их воспитывать будет? Чужой дядя?

ОКСАНА. (гладит Грека по голове) Я. Я их буду воспитывать.

ГРЕК. (отдёргивает голову) Ты Федьку видела? Хочешь таких же балбесов?

ОКСАНА. Мои дети не будут балбесами. Они будут умными, красивыми и талантливыми.

ГРЕК. (тихо) Мне иногда кажется, что всё это не со мной… Не знаешь, почему я сижу на полу?

ОКСАНА. Потому что мебель привезут только сегодня. Кстати, мне нужна доверенность на твой счёт в банке.

ГРЕК. Я разве её не делал?

ОКСАНА. У тебя два счёта. С этим ремонтом такие расходы…

ГРЕК. Хорошо, сегодня заеду в банк.

Грек пытается встать.

У него не получается.

Он падает.

ГРЕК. Дай руку!

Оксана помогает ему подняться.

Пару раз едва не падает сама.

ГРЕК. А почему я сижу на полу?

ОКСАНА. Диван привезут только сегодня. Я уже говорила.

ГРЕК. Ах, да… Знаешь, со мной всё это уже было. Да… Пятьдесят три года назад. Такая же комната со следами ремонта, матрас на полу… Ожидание, что скоро привезут мебель. И Валька, которая переживает, что опять в этом месяце не забеременела. А ещё говорят, что в одну воду нельзя войти дважды. Можно! Можно бесконечно заходить в одну и ту же воду, особенно, если память уже ни к чёрту! Можно даже помереть…

Грек хватает венок, надевает его на шею.

ГРЕК. А потом помереть снова! И между этими смертями заново родиться, заново жениться и заново найти себя! Ремонт в новой квартире, диван, который должны привезти, и жена, которая со скорбной миной выходит из ванной с сообщением, что ребёнка не будет. Оказывается, это может длиться вечно… Господи, что я творю… Что я творю…

ОКСАНА. Пойду приготовлю завтрак.

ГРЕК. Иди.

Шлёпает Оксану по попе.

ОКСАНА. (уходя) И сними этот ужас с себя. Сегодня попробую его продать. Если не получится, отнесу в театр. Как реквизит.

Оксана уходит.

Грек хватается за венок на шее.

ГРЕК. Не отдам! С ним меня не так мучает совесть.

Заходит Валентина Антоновна.

На шее, как всегда, висит фотоаппарат.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. А она у тебя осталась?..

ГРЕК. (опешив) Валя?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Там дверь открыта и звонок не работает.

ГРЕК. (растерянно) Потому что ремонт. А ты разве не в Португалии?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. В Португалии, конечно. А где ещё быть старой ненужной жене…

ГРЕК. Нас развели.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Заочно.

ГРЕК. Какая разница. Зачем ты приехала?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. В глаза тебе посмотреть.

ГРЕК. Посмотрела?

Валентина Антоновна хватает фотоаппарат.

Начинает яростно щёлкать Грека со всех сторон.

Грек закрывается от вспышек руками, пытается увернуться.

Но Валентина Антоновна щёлкает быстро и зло, ловя самые нелепые и неудачные ракурсы Грека с венком на шее.

ГРЕК. Прекрати! Перестань немедленно! Что ты делаешь?!

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (продолжая снимать) Расстреливаю тебя… Убиваю тварь… Ты нелеп… Смешон… Отвратителен… Мерзок! (снимает)

Вбегает Оксана, вырывает у Валентины Антоновны фотоаппарат.

ОКСАНА. Я сейчас вызову полицию!

Валентина Антоновна вырывает фотоаппарат у Оксаны.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Вызывай! Ты ещё в тюрьму меня посади, мерзавка! У таких, как ты, всегда всё получается!

ОКСАНА. Не надо делать из меня монстра, Валентина Антоновна. Вас не было в жизни Грека!

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Была.

ОКСАНА. Не было. Он умер несколько дней назад, а вы примчались только сегодня, когда узнали, что в вашей квартире живут мои родители!

Валентина Антоновна суёт Оксане фигу под нос.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Фигу ты получишь, а не мою квартиру!

ОКСАНА. Посмотрим. У таких, как я, всё получается.

Грек пытается снять с себя венок, у него не выходит.

Он продолжает попытки.

ГРЕК. Помогите мне! Помогите!

Валентина Антоновна подходит к Греку вплотную, сильнее натягивает на него венок.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (со злостью) А тебе идёт…

Уходит.

ОКСАНА. (кричит вслед) У таких, как я, всё получается! Всё!

Оксана подходит к Греку.

Снимает с него венок.

Целует в щёку.

ОКСАНА. Успокойся. Пойдём пить лекарство.

Подаёт Греку руку.

Грек опирается на руку Оксаны.

Шаркая тапками, уходит вместе с ней.

ЗТМ.

IV

Театр.

На сцене стоит Марианна.

Чуть поодаль Гриша в костюме.

Костюм сидит на нём крайне нелепо.

МАРИАННА. Какой закат, Аристарх… Вы только посмотрите, какой чудесный, мощный, богатый красками и глубиной закат… (горя от стыда, закрывает глаза) Я чувствую себя песчинкой, ничтожеством… Да, ничтожеством! Не могу больше! Не могу…

Закрыв лицо руками, Марианна убегает со сцены.

Гриша растерянно поворачивается в её сторону.

ГРИША. Так, это… А как же голод? Голод! Собачий голод я чувствую, Оленька! (тихо) Бля…

В зале слышится хохот и свист.

Гриша поворачивается к залу, делает успокаивающий жест.

ГРИША. Спокойно, граждане… Щас… Щас… Один момент.

Пятится за кулисы, убегает.

Через секунду выбегает – в одной руке стул, в другой баян.

Садится на стул.

Растягивает баян.

Фальшиво и громко поёт.

ГРИША. Как-то вечером пришел

Я к милахе свататься

А она не хочет замуж

Хочет только трахаться

А у нашего Ивана

Х…р размером в полдивана

Всем в округе плешь проел

Вот что значит ИксИксЭл

Ночью жинку завалил

В темной темной роще

А проснулся – что за чёрт

Оказалась теща

В зале свист и хохот.

ЗТМ.

V

Крыша.

На крыше стоит диван, на котором выносили Фёдора.

Фёдор сидит на диване с бутылкой пива в руке.

Рядом с ним Валентина Антоновна.

Забирает у Фёдора бутылку.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Не надо, не пей.

ФЁДОР. Не могу.

Забирает у Валентины Антоновны бутылку, пьёт.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Я вот думаю, а, может, эта деваха права? Может, я, и правда, неправильная жена? Дома не прибиралась, плохо готовила… занималась чёрт знает чем… (крутит в руках фотоаппарат) За Греком совсем не следила – ну, оторвалась пуговица на рубашке, и чёрт с ней, пятно посадил на брюках – сам застирает, если захочет, а не захочет – пусть с пятном ходит, подумаешь… Носки порвались – ха-ха, Грек, у тебя палец торчит… Быт это такая скука… Он отнимает у жизни столько времени. Тобой не занималась совсем – вот охламон какой вырос. Да, наверное, я всё это заслужила.

Фёдор обнимает Валентину Антоновну, протягивает бутылку.

ФЁДОР. Хлебни, легче будет.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Ещё я не пила с тобой на крыше! А, ладно, хуже уже не будет.

Берёт бутылку, пьёт, плачет.

ФЁДОР. Мам, ты не виновата ни в чём…

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (рыдает) Конечно, не виновата… Налетели какие-то коршуны, разорили моё гнездо – пусть плохонькое, но любимое и родное, – а я даже не сразу это заметила… И я не виновата?! Родной сын единственный оказался алкашом бездомным – и я тоже не виновата?!

Фёдор утыкается ей в плечо.

ФЁДОР. Конечно, не виновата. Ты жила, как умела, любила, как умела, ничего из себя не строила, звёзд не хватала с неба…

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Оболтус ты мой… Умный такой… Но глупый. Весь в меня.

ФЁДОР. И в папу тоже. Мы все трое – сборище идиотов. Неудивительно, что коршуны выбрали именно наше гнездо.

Забирает у Валентины Антоновны бутылку, пьёт пиво.

ФЁДОР. Мы идеальные жертвы – возвышенные, чувствительные и порядочные творческие натуры… оторванные от жизни, не разбирающиеся в налоговых выплатах и не знающих сколько денег у нас на счетах. Грех не наказать таких дураков как мы.

На крышу выбегает Марианна в слезах.

МАРИАННА. Не могу больше, не могу…

Застывает у края крыши.

Валентина Антоновна забирает у Фёдора бутылку, подходит к Марианне.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Что случилось?

МАРИАННА. Не могу больше…

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (протягивает бутылку) Хлебни, легче станет.

МАРИАННА. (пьёт из бутылки) Карпов заплатил, чтоб меня взяли в театр… Мне дали роль. Я думала, что смогу… (пьёт) Но это не-воз-мож-но! Текст писала Оксана… Я думала, что всё умею на сцене, но этот закат… Он меня доканал. Я сорвала спектакль. (пьёт)

Валентина Антоновна прислушивается – слышны отдалённые звуки баяна и частушек.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Это что?

МАРИАННА. Не знаю…

Фёдор достаёт из-под дивана ещё одну бутылку.

ФЁДОР. А давайте напьёмся!

МАРИАННА. Я не пью.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Тут никто не пьёт, Манечка.

Приобняв, отводит Марианну к дивану.

Фёдор достаёт всем по бутылке.

МАРИАННА. А знаете, выпью, пожалуй… Да, напьюсь в стельку. Потому что в здравом уме на всё это невозможно смотреть!

Чокаются бутылками.

ФЁДОР. За нас – творческих идиотов.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Лучше не скажешь.

Пьют.

МАРИАННА. Бедный Грек… Бедный, бедный, как же мне его жалко… Растоптать свою жизнь, свой талант, бросить всё под ноги этой бессовестной хищной провинциалке… Валя, помнишь, я таблетку брала? Я отдала её на экспертизу. Карпов оплатил.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. И что?

МАРИАННА. Сильнейший транквилизатор, подавляющий волю.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (пожимает плечами) Да он и без таблеток всегда был странный – взрывной и непоследовательный.

МАРИАННА. Вот именно – непоследовательный и взрывной. А сейчас стал слишком спокойный и очень последовательный. Делает всё, что хочет Оксана.

ФЁДОР. Так, всё, папу надо спасать…

МАРИАННА. Поздно его спасать.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Да какие из нас спасатели? Что мы сможем сделать против этой хваткой девчонки? Интриги плести? Она всё равно нас переиграет. Правильно ты сказал, Федя – творческие идиоты. (пьёт) Уеду в Португалию завтра. Плевать на всё.

МАРИАННА. Ха-ха, твой дом в Португалии – совместно нажитая собственность, Валя. Ты понимаешь, что это значит?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Что?

МАРИАННА. А то, что половина этого дома принадлежит Греку. А то, что принадлежит Греку, теперь принадлежит Оксане и её семейке.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (ставит бутылку) Нет.

МАРИАННА. Да.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Я возьму автомат и…

МАРИАННА. Не возьмёшь. И она это знает.

ФЁДОР. Так, дамы, спокойно. Я знаю, что делать.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА И МАРИАННА. (вместе) Что?!

ФЁДОР. Я её… соблазню.

МАРИАННА. Фу… Федя…

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Фу…

ФЁДОР. Она в меня влюбится и бросит папашу.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Лопух ты, Федя. Кто в тебя влюбится? Эта?! Ха-ха.

МАРИАННА. Ха-ха.

ФЁДОР. Ну, да, глупость сморозил. Ха-ха. (пьёт)

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. А хотите, я вам фотографии Грека покажу? Серия называется "Одной ногой в могиле"…

Включает фотоаппарат, показывает снимки.

Фёдор и Марианна хохочут.

МАРИАННА. Ой, венок! От театра! На шее!

ФЁДОР. Он, что, с ним дерётся?!

МАРИАННА. А лицо-то какое!

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (плачет) Как же я люблю его…

Фёдор и Марианна замолкают.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Так люблю… Только сейчас поняла. Мне почти сто лет, а я люблю мужа, с которым прожила полвека и которого увела какая-то девчонка …

МАРИАННА. Счастливая…

Вдалеке играет баян.

ЗТМ.

VI

Театр.

Посреди сцены с каменным лицом на стуле сидит Грек.

Смотрит в одну точку.

Выходит Гриша – с важным видом, в костюме.

ГРИША. Артур Карлович, у меня концерт через час, надо бы того… Убраться как-то, что ли, отседова…

Грек не реагирует.

ГРИША. Луиза!

Выбегает Луиза Макаровна.

ЛУИЗА. Шо?

ГРИША. (показывает на Грека) Что – шо?!… Я как выступать буду?

ЛУИЗА. Опять не реахирует?

ГРИША. Опять не реагирует!

Луиза берёт Грека за руку, щупает пульс.

ЛУИЗА. Стучит, вроде… Не помер.

ГРИША. Да он, вон, моргает! Чё бы он моргал, если бы помер.

ЛУИЗА. Говорила Оксанке, не переборщи с таблетками! А может, его, как Федьку на диване – волоком?

ГРИША. (поправляет запонки) Щас, ага… Я уже при параде. Костюм помнётся.

ЛУИЗА. Так я сама… Ты ж у нас звезда теперича. (пытается толкать стул) Тебе нельзя… Ух, тяжёлый… Не чета Федьке. Ох, чёрт, спина… (хватается за спину)

Выходит Оксана – накрашенная, с причёской, при параде.

ОКСАНА. Что тут творится?

ЛУИЗА. Шо-шо… Вот, мужа твово со сцены убрать не можем. Сидит, як каменный, с самого утра.

Оксана подходит к Греку, заглядывает в глаза.

ОКСАНА. Артур Карлович…

ЛУИЗА. Говорила, с таблетками не переборщи. Зачем дозировку увеличила? Он и так был послушный.

ОКСАНА. Так он плакать стал!

ЛУИЗА. Как – плакать?

ОКСАНА. Так. Лежит ночью и плачет в подушку, думает, я не вижу.

ЛУИЗА. Ой, не, не знаю… Так лучше, конечно, когда не плачет. Сидит тихенький… (поправляет на Греке костюм) Только на сцену зачем выперся?

ГРИША. У меня концерт! Уберите это!

ЛУИЗА. Сам убери – попробуй! Разорался тут, звезда балета…

ГРИША. Эх…

Засучив рукава, толкает стул.

Грек падает.

ОКСАНА. Папа! Осторожнее!

ЛУИЗА. Ну, всё, шейку бедра сломал. Теперь нам на шею – калека.

ОКСАНА. Не каркай, мама!

Гриша подхватывает Грека под мышки, уволакивает со сцены.

ГРИША. У меня концерт, ничего не знаю. Тридцать два билета продано, почти что аншлаг.

ЛУИЗА. Ишь, у отца попёрло-то как. Талант.

ОКСАНА. Мамо, как думаешь, его в психушку возьмут?

ЛУИЗА. (испуганно) С ума сошла? Отца? В психушку?!

ОКСАНА. Да не отца! Мужа. Грека этого… Достал.

ЛУИЗА. А как же мы без него будем?

ОКСАНА. Нормально. Лучше, чем с ним. Это он сначала мне нужен был, как вывеска – жена Артура Грека. Правая рука Артура Грека. Его поддержка и опора. Мозг. Глаза. Руки. Обоняние. Печень, почки и другие жизненно важные органы. А теперь уже все привыкли, что он – это я. А я – это он. Жалко, забеременеть не получилось.

ЛУИЗА. А хорошая мысль! Только не в психушку надо, а в дом престарелых.

ОКСАНА. В дом престарелых нельзя, это скандал. А так – ну, заболел человек и заболел, с кем не бывает. В его-то возрасте.

ЛУИЗА. Слухай, та он готовый клиент! Маразм, деменция, что там ещё… Острый психоз… Ступор…

ОКСАНА. О! Молодец, мамо! Ступор. Так, сейчас позвоню, куда надо…

Оксана уходит, на ходу звонит.

ЛУИЗА. (раскинув руки) Свобода! "А вы, Аристарх… Что вы сейчас чувствуете? Голод я чувствую, Оленька. Собачий голод"! (кланяется) Я всё-таки выучу эту роль до конца!

Снова кланяется.

Уходит.

ЗТМ.

VII

Больничная палата.

Единственная кровать.

На ней лежит Грек в рубашке.

Руки пристёгнуты к кровати.

Грек открывает глаза, поднимает голову, обводит взглядом палату.

ГРЕК. А-а-а! (громче) А-а-а!! (переходит на крик) А-а-а!!! Помогите!

Заходит санитар в белом халате и в маске.

В руках шприц.

ГРЕК. Где я?

САНИТАР. Вы ничего не помните?

ГРЕК. Помню. Где я?!

САНИТАР. В частной психиатрической клинике.

ГРЕК. Нет!!!

САНИТАР. Да. Сейчас я вам поставлю укол, и вы успокоитесь.

ГРЕК. (дёргается) Нет! Не надо укол! Мальчик… Посмотри на меня… Неужели не узнаёшь? Я Грек! Народный артист!

САНИТАР. Да знаю я. Мы же не на улице вас подобрали.

ГРЕК. А где?

САНИТАР. В театре. Нас вызвала ваша жена. У вас был приступ – вы ни на что не реагировали.

ГРЕК. То есть, я не буйный?

САНИТАР. Тогда – нет, сейчас – да.

ГРЕК. Сука. Я понял. Она меня таблетками пичкала.

САНИТАР. Кто?

ГРЕК. Жена. Новая… Я от них ничего не соображал. То есть, я и до этого соображал не очень, а с ними… Как будто забрало железное белый свет заслонило.

САНИТАР. Извините. Инструкция.

ГРЕК. Нет! (дёргается)

Санитар ставит в руку укол.

Грек затихает.

САНИТАР. Заходите. Он успокоился.

Заходит Оксана.

ОКСАНА. Бедненький.

Садится на кровать, гладит Грека по руке.

ОКСАНА. Скажите, ему станет лучше?

САНИТАР. Как захотите, мадам. Это частная клиника.

ОКСАНА. Тогда вот это – его идеальное состояние. Сфотографируйте меня с ним.

Протягивает санитару телефон.

САНИТАР. Не понял…

ОКСАНА. Щёлкните пару раз, чего непонятного? Журналисты должны убедиться, что в трудную минуту я с мужем.

САНИТАР. (берёт телефон) А, это пожалуйста. Только согласуйте с начальством, можно ли показывать нашу клинику.

Щёлкает Оксану с Греком с разных ракурсов.

Оксана заботливо гладит Грека.

Поправляет ему подушку.

Забирает телефон у санитара.

ОКСАНА. Отлично. Просто отлично. Ещё один кадр, пожалуйста!

Снова протягивает телефон санитару.

Припадает губами к губам Грека.

Санитар снимает.

Оксана отшатывается от Грека.

Щупает пульс на шее.

ОКСАНА. Мне кажется, или он…

Санитар хватает руку Грека, проверяет пульс.

САНИТАР. Чёрт…

ОКСАНА. Он умер?

САНИТАР. Кажется, да

ОКСАНА. (вытирает губы) Я, что, целовалась с трупом?

САНИТАР. Учитывая возраст пациента, в этом нет ничего удивительного. Хотя… для репутации клиники это серьёзный удар.

Оксана ходит по палате.

ОКСАНА. Подождите, подождите… Не соображу, что делать…

САНИТАР. Мой вам совет. В следующий раз выходите замуж по любви. Всегда будете знать, что делать.

ОКСАНА. А вот это – не ваше дело!

САНИТАР. Конечно, не моё. Извините. (уходит)

Оксана подходит к Греку.

Озабоченно на него смотрит.

Снимает с пальца Грека золотое кольцо.

Кладёт его в сумку.

ЗТМ.

VIII

Гримёрка.

Гриша в костюме сидит перед зеркалом.

Луиза Макаровна держит его за руку, пилит ему ногти.

ГРИША. А! Больно!

ЛУИЗА. (пилит) Терпи. Ты теперь аккуратный должен быть, всё-таки на баяне играешь, не хухры-мухры. Люди в первых рядах сидят, усё замечают.

ГРИША. И чё я раньше не пел?

ЛУИЗА. Так у тебя театра раньше своего не было.

ГРИША. Точно. Мировой знаменитостью бы уже был, если бы рубанком с утра до вечера не махал. Вот тут ишо подправь, ишь, заусенец…

Луиза Макаровна берёт щипчики, поправляет.

Гриша, глядя на себя в зеркало, трогает волосы.

ГРИША. Гримёр мне нужен. Личный. Гримёрша.

ЛУИЗА. Ага, щас. Обойдёшься. Сама тебя в порядок приводить буду перед концертами.

Гриша хватает Луизу за зад.

ГРИША. Ревнуешь, что ли?

ЛУИЗА. (отбивается) Пусти! Тут камеры везде понатыканы. Для порядку.

ГРИША. (убирает руки) Терпи. Я теперь знаменитость. Бабы гроздьями липнуть будут.

ЛУИЗА. Как прилипнут, так и отлипнут. Я тебе не эта… как её… Валентина Антоновна! Свои границы стерегу. А не с фотоаппаратом по миру шляюся.

ГРИША. Слушай, а если Карлыч вдруг ласты склеит – театр наш?

ЛУИЗА. Всё наше. И квартиры, и машины, и деньги, и дача, и дом в Португалии… Карлыч всё на Оксану переписал. Только такие как он ласты не клеят. Такие как он – всех переживут.

ГРИША. Не демонизируй.

ЛУИЗА. Шо?!

ГРИША. Да не шо! Не демонизируй, говорю.

ЛУИЗА. Кого, Оксанку?

ГРИША. Карлыча. Все смертны, и он тоже.

ЛУИЗА. (вздыхает) Ну, не знаю… Мне инохда кажется, у него хенетический код – в триста лет.

ГРИША. Посмотрим.

Луиза Макаровна заканчивает Грише маникюр, вытирает руку салфеткой.

Заходит Оксана.

ОКСАНА. Папа, мамо… Артур Карлович умер.

Повисает пауза.

ГРИША. О! Я же говорил!

ЛУИЗА. Как – умер?

ОКСАНА. Прямо у меня на руках. Даже фотографии есть.

Гриша проходит по комнате вприпляску.

ГРИША. Я же говорил!

ОКСАНА. Папа, камеры!

Гриша резко вытягивается, делает скорбное лицо.

ГРИША. А я что… Я скорблю.

ЛУИЗА. Это что ж… Отменять концерт теперь?

ГРИША. Как – отменять? Я, что, зря ногти пилил? И билетов аж тридцать пять штук продано!

ОКСАНА. Папа прав, ничего отменять не надо. Я выйду и объявлю, что концерт посвящён памяти Артура Грека.

ЛУИЗА. А, это… Ничего, что частушки матерные?

ОКСАНА. Ничего.

Уходит.

Луиза Макаровна бросается на шею Грише.

ЛУИЗА. Дождали-и-ись! Я и не верила…

ГРИША. Костюм помнёшь! Отцепись, Луизка! Отойди, я сказал!

ЗТМ.

IX

Крыша театра.

Диван.

Возле дивана стоит Валентина Антоновна.

Плачет на груди у Фёдора.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Мне казалось, что он никогда не умрёт… Все умрут, а он – нет.

Фёдор гладит мать по плечам, по голове.

ФЁДОР. Мне тоже так казалось, мамуль.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Они убили его… Эти жуткие люди его убили.

ФЁДОР. Он сам сделал свой выбор.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Это я виновата, я! Если бы я сидела дома, как все нормальные бабы, если бы я наводила уют и торчала у печки, он бы сейчас не лежал в морге!

ФЁДОР. Если бы ты была как все нормальные бабы, он бы с тобой не прожил пятьдесят лет.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Ненавижу! (срывает с шеи фотоаппарат) Ненавижу его!

С силой швыряет фотоаппарат с крыши.

Слышится грохот и вскрик.

ФЁДОР. Кажется, ты кого-то убила.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (плачет) Этот старый диван… Мы купили его на последние деньги… Месяц из-за него голодали… А потом появился ты…

ФЁДОР. Не плачь, мама. У вас была длинная и счастливая жизнь.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Пообещай мне…

ФЁДОР. Что?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Что похоронишь меня рядом с отцом.

ФЁДОР. Я не собираюсь тебя хоронить!

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Немедленно дуй на кладбище и купи участок рядом с Артуром. Всё, давай, давай, давай… (толкает Фёдора к выходу на чердак) Деньги на моей карточке. Быстрее, а то все места рядом с ним раскупят.

ЗТМ.

X

Гримёрка.

Отдалённо слышатся звуки частушек.

Марианна сидит перед зеркалом.

Плачет.

Заходит Карпов с букетом.

КАРПОВ. Я так и знал, что ты здесь, Манечка.

МАРИАННА. А где же мне ещё быть, Валера. Вот, зашла навсегда попрощаться с родной гримёркой. Вся моя жизнь – здесь. Разве в этом зеркале может отражаться кто-то кроме меня? Моё отражение будет строить ему гримасы.

КАРПОВ. Да бог с ними – с этими стенами и этим зеркалом. Пусть живут без тебя! Никогда не поздно начать жить заново. Даже в семьдесят лет.

МАРИАННА. Поздно, Карпов. В семьдесят лет всё, кроме завещания – поздно. Ненавижу беспочвенный оптимизм, он недалёк от маразма.

КАРПОВ. Ну, значит, я маразматик.

МАРИАННА. Прости, мне всегда нравилось, как ты подбадриваешь меня, но только не сегодня. Сегодня у меня ощущение, что хоронят не Артура, хоронят меня… Вот и цветочки…

Марианна хочет забрать у Карпова цветы, но он отдёргивает руку.

КАРПОВ. Эти цветы для Артура. А ты ещё тряхнёшь стариной, Манечка.

МАРИАННА. Что ты сказал? Чем я тряхну?!

КАРПОВ. А! Не нравится, когда говорят про возраст? Значит, рано думать о смерти, Манечка! Самое время ещё раз обдумать моё предложение, которое в силе вот уже тридцать пять лет.

МАРИАННА. Ты же знаешь, Карпов, я никогда не уйду от мужа.

КАРПОВ. Знаю. Но всё равно надеюсь.

Марианна встаёт, подходит к Карпову.

МАРИАННА. Если бы я согласилась выйти за тебя замуж тридцать пять лет назад, мы бы уже давно поссорились и развелись со скандалом. А так – ты продолжаешь меня любить, а я знаю, что есть на свете человек, который боготворит меня, и мне это помогает чувствовать себя женщиной. Я всё правильно делаю, Карпов. Ты даёшь мне силы и возможность чувствовать себя молодой, красивой, любимой.

Карпов целует Марианне руку.

КАРПОВ. Пусть так. Пусть всегда будет так. Я согласен.

МАРИАННА. Чёртова камера. У меня ощущение, что я играю роль в фильме.

КАРПОВ. Я её отключил.

МАРИАННА. Правда? Тогда я тебя поцелую.

Марианна целомудренно целует Карпова в губы.

Заходит Луиза Макаровна.

ЛУИЗА. Ой, ну вы тут даёте! Там уже усе собрались. Скоро хроб привезут из морха…

КАРПОВ. Извините…

Снимает с шеи Луизы Макаровны колье, надевает на Марианну.

Луиза Макаровна возмущённо хлопает губами, не находит, что сказать.

КАРПОВ. В полицию на меня заявите, Луиза Макаровна. Номерок подсказать?

ЗТМ.

ХI

Театр.

Посреди сцены стоит скамейка, на которой должен стоять гроб.

Перед скамейкой венок с чёрной лентой и надписью "От театра".

Перед венком портрет Артура Грека.

Вокруг – скорбящая толпа в траурных одеждах.

Среди толпы Марианна, Карпов, Луиза Макаровна, Гриша и Оксана.

Валентина Антоновна и Фёдор с заплаканными лицами.

Играет тихая музыка.

ГРИША. Где гроб-то? Ноги уже затекли стоять.

ЛУИЗА. (тихо) Ховорю же, сейчас привезут. Стой тихо и не светись, як начищенный самовар. Прощание всё-таки, а не праздник якой…

ГРИША. Ну, кому как…

ЛУИЗА. Тихо! Плачь!

Гриша и Луиза Макаровна делают вид, что вытирают слёзы.

ФЁДОР. Мам, воды принести?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Не надо.

ФЁДОР. Нет, я всё-таки принесу.

Уходит.

Марианна тихо плачет, уткнувшись в плечо Карпову.

ОКСАНА. Не понимаю, почему так долго не везут тело… Пойду, позвоню…

Уходит.

Из глубины сцены к толпе подходит человек в длинном плаще.

Широкополая шляпа полностью скрывает его лицо.

Человек идёт босиком.

На большом пальце у него болтается номерок из морга.

ЧЕЛОВЕК В ШЛЯПЕ. (тихо) Кого хороним?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (не глядя на него) Мужа.

ЛУИЗА. Зятя моего в последний путь провожаем.

ГРИША. (сквозь зубы) Козла старого…

МАРИАННА. Друга.

КАРПОВ. Великого артиста.

ЧЕЛОВЕК В ШЛЯПЕ. И что, хороший был человек?

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. (плачет) Прекрасный. Дурак. Эгоист…

ЛУИЗА. Псих и неряха.

ГРИША. Жмот.

МАРИАННА. Очаровательный сумасброд.

КАРПОВ. Гений.

ЧЕЛОВЕК В ШЛЯПЕ. Пусть земля ему будет пухом.

Снимает шляпу, крестится.

Это Грек со скорбным лицом.

Никто на него не смотрит.

Заходит Оксана.

ОКСАНА. Прошу минуточку внимания! Гроб с телом покойного будет доставлен немного позже. В морге произошло какое-то недоразумение – тело не могут найти.

Заходит Фёдор со стаканом воды в руках.

Видит Грека.

Роняет стакан.

ФЁДОР. Папа?!…

Все поворачиваются к Греку.

Толпа ахает.

ГРЕК. В этом вашем морге так холодно… Пришлось удрать. Одежду, вот, чью-то прихватил…

Валентина Антоновна падает в обморок.

Фёдор едва успевает её подхватить.

Оксана бросается к Греку на шею.

ОКСАНА. Артур Карлович! Какое счастье!

ГРЕК. (отталкивает Оксану) А вы кто?

МАРИАННА. Старый ты контрабас… (хлопает в ладоши) Браво, Грек! Это лучшая твоя роль в жизни!

Карпов отдаёт Греку цветы.

КАРПОВ. Извини, количество чётное.

Толпа аплодирует.

ГРИША. Я же говорил, он триста лет проживёт.

ЛУИЗА. Это я ховорила! Ты ховорил – поскорей бы он ласты склеил.

Валентина Антоновна приходит в себя.

Фёдор помогает ей подняться.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Даже свою смерть ты умудрился превратить в фарс. Как я могла поверить, что ты умер… Я же даже место на кладбище рядом с тобой купила!

Грек выходит вперёд.

ГРЕК. Люди! Я вернулся с того света сказать, что жизнь – прекрасна! И что настоящее в ней случается только один раз. Нельзя второй раз пережить первую любовь, рождение первого ребёнка, покупку первого дивана! Все мы слабые и несовершенные, и часто нам кажется, что можно успеть прожить какую-то другую – более счастливую жизнь. Братцы, не совершайте моих ошибок! Останетесь как я – без штанов и с биркой из морга на пальце!

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. Я люблю тебя, Грек…

ОКСАНА. (визгливо) Я ничего тебе не отдам!

ЛУИЗА. Вы нищий!

ГРИША. Театр наш!!!

ГРЕК. (склонив голову) Валя, убей меня.

Валентина Антоновна подходит к Греку, обнимает.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. У меня в Португалии осталось полдома. Там и убью.

К ним подходит Фёдор.

ФЁДОР. Дураки мои. Как же я вас люблю. Я с вами. У меня есть офигительный бизнес-план. Засадить плантацию австралийским виноградом…

ГРЕК. Тс-с-с! Ты зачем орёшь на весь белый свет?! Украдут идею!

Фёдор замолкает, что-то шепчет на ухо Греку.

Грек берёт венок.

Все трое уходят. Фёдор продолжает шептать.

ФЁДОР. (громче) Можно будет гнать такой сладкий херес… Главное, договориться с оптовиками.

ВАЛЕНТИНА АНТОНОВНА. А я фотоаппарат хочу новый… Знаете, сейчас такие появились, с пропеллерами летают и видео снимают 4К…

В последний момент Луиза Макаровна выхватывает у Грека венок.

ЛУИЗА. Реквизит отдайте!

Марианна и Карпов улыбаются.

Обнявшись, уходят вслед за Греком.

Гриша садится на скамейку для гроба.

Луиза Макаровна выносит ему баян.

Гриша, растягивая меха, поёт.

Оксана с Луизой танцуют.

ГРИША. Как однажды утром рано

Хоронили Грека мы.

Чуть в штаны не наложили,

Отбрехаться б от тюрьмы!

ЛУИЗА и ОКСАНА. (подхватывают) Опа да опа,

Вот такая жопа.

Рассказали то да сё

И на этом, братцы – всё!

ЗАНАВЕС

Все права принадлежат автору и защищаются РАО и законом Р.Ф. об авторских правах.
Постановка пьесы возможна только после заключения прямого контракта между Автором и Театром.

Email:

© Ольга Степнова. 2004-2015