ПОРТРЕТ РОЗОВЫМ КАРАНДАШОМ
Марина Леонидовна увеличила себе грудь с третьего номера до пятого.
Она думала, мир перевернётся, но ничего такого не произошло.
Никто не заметил её новой груди.
Даже муж.
Он только посетовал, что Марина Леонидовна отсутствовала целую неделю, и некому было встретить его из командировки.
Между тем, Марина Леонидовна испытывала массу неудобств и неприятных ощущений. Во-первых, приходилось носить тесное компрессионное бельё, во-вторых, её мучило чувство распирания в груди, о котором предупреждал врач, но о масштабах которого Марина Леонидовна даже не подозревала.
Она пребывала в постоянном страхе, что лопнет прямо на худсовете, руководителем которого являлась.
Всё это – и чувство распирания, и давящее компрессионное бельё, и ненаблюдательный муж, и деньги, потраченные на операцию, – повергло Марину Леонидовну в глубочайшую депрессию, в первую очередь отразившуюся на молодых драматургах, чьи пьесы одну за другой отвергала руководитель художественного совета.
И хоть бы кто-нибудь заметил её новую грудь!
Только уборщица сцены Валентина Семёновна сказала однажды:
– Что-то здорово располнели вы, Марина Леонидовна!
Отвергнуть пьесу уборщицы Марина Леонидовна не могла, поэтому она только фыркнула и перестала здороваться с Валентиной Семёновной.
Меж тем депрессия разрасталась, чёрным вороньим крылом закрывая всё светлое жизненное пространство.
И тогда Марина Леонидовна решилась на отчаянный шаг.
Она записалась на приём к психологу. Кажется, так принято делать во всех цивилизованных странах всем цивилизованным людям.
Психолог оказался импозантным мужчиной лет сорока, с пронзительно-серыми, прищуренными глазами и богатой шевелюрой, зачёсанной назад. Он пытался раскурить трубку, но эта хитрая процедура у него не получалась, трубка не занималась, отчего психолог немного нервничал.
Марина Леонидовна без обиняков выложила ему проблему.
Про депрессию, про компрессионное бельё, про раздражение на молодых драматургов, про страх лопнуть на худсовете, про невоспитанную уборщицу и даже про своё цивилизованное решение посетить психолога.
– На сколько размеров вы увеличили грудь? – прервал её бесстрастный рассказ психолог, отложив трубку и что-то пометив в пухлом блокноте.
– На два, – призналась Марина Леонидовна, не понимая, какое отношение имеет этот вопрос к её депрессии.
– Раздевайтесь, – приказал психолог, неумело затянувшись еле тлеющей трубкой.
– Что? – снова не поняла Марина Леонидовна.
– Раздевайтесь, я посмотрю вашу новую грудь.
– Это ещё зачем? – возмутилась Марина Леонидовна.
– Вы же психолог, а не этот… как его… маммолог.
– Не валяйте дурака, раздевайтесь. Вы увеличили грудь, чтобы ей восхищались, не так ли?! Но грудью не только не восхищаются, её даже не замечают. Ни муж, ни худсовет, ни молодые драматурги, ни даже уборщица. В этом причина вашей депрессии. Раздевайтесь, мы будем лечить вашу чёрную полосу, ваше вороново крыло.
«А почему бы и нет?» – подумала Марина Леонидовна и дерзко разделась.
– Компрессионное бельё тоже снимайте, через месяц после операции уже можно, – распорядился психолог.
Марина Леонидовна осторожно сняла компрессионный бюстгалтер и впервые за месяц вздохнула полной грудью.
Депрессия сделала маленький шаг назад, потому что появилась возможность дышать…
Психолог обошёл вокруг Марины Леонидовны, словно вокруг новогодней ёлки.
– Красиво, – диагностировал он. – Очень красиво. Соблазнительно. Не понимаю вашего мужа и молодых драматургов.
– Я тоже не понимаю, – кивнула Марина Леонидовна и повернулась вокруг оси, красуясь новыми формами.
– Ложитесь, – приказал психолог, кивнув на кушетку, и куда-то ушёл.
«А почему бы и нет? – подумала Марина Леонидовна, ложась на кушетку. – Всё деньги не на ветер за операцию…»
Она вздохнула, прислушиваясь к чёрной депрессивной дыре внутри, но ничего сверхъестественного не ощутила, кроме равнодушия перед незапланированным сексом. Всё-таки, она рассчитывала на долгий, подробный, душеполезный и оптимистический разговор, но… уж как получилось.
Секс так секс.
Может, она почувствует себя молодой, яркой, задорной и нужной?! Может, полюбит мужа, драматургов и Валентину Семеновну?! Может, забудет про несколько тысяч долларов, потраченных на эту чёртову операцию?!
– Что вы тут разлеглись, будто я печень вам буду щупать? – с лёгким раздражением спросил психолог, заходя в комнату. Отчего-то он был не раздет. Отчего-то держал в руках цветные карандаши, мольберт и ватман.
– А вы не собираетесь меня щупать? – удивилась Марина Леонидовна.
– Нет, я собираюсь вас рисовать. Расслабьтесь и примите красивую позу.
Марина Леонидовна разрыдалась.
– Даже вы меня не хотите! Даже голую! Даже согласную! Даже с грудью!! Зачем я сюда пришла?! Зачем разделась?! За что заплатила?!
– Прекратите истерику! – заорал вдруг психолог. – Вы заплатили за то, чтобы выйти отсюда счастливой! За то, чтобы быть довольной собой и не жалеть о деньгах, потраченных на операцию!
– Почему вы не спрашиваете меня, отчего я решила увеличить грудь?! – всхлипнула Марина Леонидовна.
– Решили и решили. Это ваше право. Вы же не спрашиваете меня, почему я пытаюсь курить трубку, не умея курить её.
– А почему-у вы пытаетесь ку-урить тру-убку, не умея ку-урить её? – прорыдала Марина Леонидовна, чувствуя, что слёзы потоком льются на вожделенный пятый размер.
– Потому что с трубкой я чувствую себя увереннее. Импозантнее. Симпатичнее, наконец. Мужчина с сигаретой смахивает на импотента, а с трубкой на самца.
– Вот и я думала, что с пятым номером буду симпатичнее! Третий номер у каждой есть, а пятый… только у тех, у кого есть деньги! Скажите, почему вы хотите нарисовать меня? Я вас не возбуждаю?!
– Нет. То есть да! То есть… у меня есть жена, я её очень люблю и совсем не придерживаюсь мнения, что все мужики полигамны. Я моногамен, чёрт побери, как лебедь, как волк, как… Но я очень ценю женскую красоту, очень! Как Тициан, как Гоген, как Кустодиев, как…
– Вы тоже считаете, что я толстая?! – в панике схватилась за грудь Марина Леонидовна.
– Тьфу! – плюнул психолог. – Я вас сейчас нарисую, а вы посмотрите, толстая вы или нет. Каким карандашом вас нарисовать?
– Чёрным, – буркнула Марина Леонидовна, чувствуя, что её депрессия уверенно берёт суицидальное направление. – Чёрным!! – закричала она.
– Так… – Психолог закрепил на мольберте ватман и достал из пачки розовый карандаш. – Чёрным так чёрным, – кивнул он и быстрыми, отрывистыми движениями начал набрасывать на ватмане какие-то линии.
Марина Леонидовна замерла в эффектной позе. Слёзы всё ещё капали на её восхитительный пятый размер.
Она просидела так полчаса.
Психолог то хмурился, то светлел лицом, то длинно чертил бесконечную линию, то штриховал, то, отойдя на шаг, задумчиво осматривал своё творение, бросая быстрые взгляды на Марину Леонидовну.
– Готово! – наконец сказал он. – Хотите посмотреть?
Марина Леонидовна нехотя подошла к мольберту и взглянула на ватман.
Портрет был… гениальным.
В нём чувствовалась рука профессионала, талант, тонкая душа гения, умение видеть и чувствовать. В нём был объём, движение, трепет, дыхание и фантастические оттенки красок, несмотря на то, что он был розовый. Марина Леонидовна, изображённая на бумаге, лежала вполоборота, и её чудесная новая грудь, каждой складочкой, каждой линией дышала, трепетала, любила, хотела и обещала…
– Это я?! – удивлённо спросила Марина Леонидовна у психолога, чувствуя, как слёзы вновь закипают в груди, а депрессия из чёрной становится розовой.
– Вы гораздо лучше. Мои скромный возможности художника не дают перенести на бумагу и половины вашей красоты и прелести, – заверил её психолог и попытался заново раскурить трубку.
– Спасибо. – Марина Леонидовна быстро оделась. – Спасибо вам! Кажется, я больше не боюсь лопнуть! Кажется, я готова читать новые пьесы! Кажется, мне плевать, что думает о моих формах Валентина Семёновна!! Можно, я заберу портрет?
– Конечно. Я для вас его рисовал. Повесьте этот портрет в спальне, и я посмотрю, как муж не заинтересуется вашей новой грудью! – Психолог мучился с трубкой, которая никак не желала ни зажигаться, ни куриться.
– Для трубок есть специальные зажигалки, – улыбнулась Марина Леонидовна.
– Да?! – удивился психолог. – Не знал.
– Попросите вашу жену купить такую зажигалку в специализированном отделе универсама.
– Попрошу. Обязательно попрошу!
– А вообще, вас и сигарета нисколько не испортит!
Пока психолог отчаянно смущался от её комплимента, Марина Леонидовна скрутила портрет в рулон и бережно уложила в сумку.
Она уже уходила, когда решилась задать интересовавший её вопрос:
– Скажите, а почему вы взяли розовый карандаш?! Я же просила чёрный!
– Розовый? – искренне удивился психолог и вдруг сильно смутился. – Извините. Я безнадёжный дальтоник, поэтому стал психологом, а не художником, как мечтал.
Марина Леонидовна захохотала и ушла, удивляясь, как такая ерунда, как распирание в груди, заставила её обратиться к психологу.
А психолог-то хорош!
Как хорош, зараза, – глаза с прищуром, трубка, волосы назад, и жену, паршивец, любит. А рисует как! И после этого говорят, что все мужики – сволочи?
Все мужики – психологи.
Марина Леонидовна прилетела домой как на крыльях.
– Дорогая, ты?!! – уставился муж на её декольте.
– Я, – сообщила Марина Леонидовна мужу. – И у меня теперь пятый размер!
– Какой к чёрту размер, у тебя в глазах зов предков, – пробормотал муж и утащил Марину Леонидовну в спальню вместе с портретом, с компрессионным бельём и с чувством счастья, распиравшим её изнутри. Она словно лишилась невинности заново, и это было возвышенно, утончённо, это был чудесный подарок мужу. Муж одурел от любви и секса, и, конечно же, не заметил изысканности её чувств и мыслей.
«Надо бы и его на приём к трубке сводить, – весело подумала Марина Леонидовна. – Пусть подучится рисовать!»
Портрет она спрятала. Решила, что это будет её талисман. Тайный и безотказный.
Вдруг ей ещё раз захочется увеличить грудь?!
В театре все заметили, что Марина Леонидовна «безумно похорошела», а Валентина Семёновна отметила, что она «сбросила лет десять и килограмм пятнадцать».
Сразу у трёх молодых драматургов появился реальный шанс увидеть свои пьесы на подмостках знаменитого художественного театра…
– И как тебе всё удаётся? – спросила как-то Марину Леонидовну замотанная помощница режиссёра. – И грудь у тебя, и талия, и осанка, и улыбка, и оптимизм и обаяние! А глаза, глаза-то как светятся, все просто падают и не могут встать! Скажи, как такого добиться?
– Возьми розовый карандаш и нарисуй себя в розовом цвете, – улыбнулась Марина Леонидовна.
– Тогда уж лучше нацепить розовые очки! – засмеялась помощница.
– Нет, именно розовый карандаш. Но главное, чтобы портрет был гениальным!
